Барни развел руками:

– Давайте сразу перейдем к сути, чтобы не тратить время на вступления. Меньше всего мне хочется затягивать ваш рабочий день.

– О’кей.

Мария мысленно улыбнулась.

Барни ожидал другого ответа – но старик умел быстро приходить в себя. Он кашлянул и продолжил:

– Несомненно, ты в курсе слухов, которые касаются необоснованных обвинений, выдвинутых некоторыми нашими сотрудницами против Кена Мартенсона. Эти обвинения, кстати говоря, не имеют фактически никаких доказательств.

Барни снова сделал паузу, но на сей раз Мария вообще ничего не сказала.

– Я прав? – наконец спросил он.

Она посмотрела на Кена, потом перевела взгляд на Барни.

– Не знаю.

– Ты не знаешь, какие слухи ходят в конторе?

– Да, я кое-что слышала, – ответила Мария.

– Тогда чего же ты не знаешь?

– Обоснованны они или нет.

– Заверяю тебя, Мария, что нет.

Она выждала несколько мгновений.

– О’кей.

«Колин сейчас гордился бы мной». Более того, Мария начала понимать, что это слово изменило распределение сил в комнате. Или, по крайней мере, оно задало тон, который был выгоден ей. Барни ощетинился – но все-таки ему хватило профессиональных навыков, чтобы скрыть свое недовольство. Он вновь заговорил, как в суде, медленно и певуче:

– Поскольку мистер Мартенсон – наш генеральный директор, фирма будет энергично опровергать эти обвинения, теми способами, которые мы сочтем оптимальными. Вплоть до суда. Конечно, ты знаешь – когда на кону репутация, дела такого рода обычно улаживаются мирно, чтобы избежать долгих, дорогостоящих и неприятных юридических процедур. Но в данном конкретном случае наше стремление достигнуть договоренности с истцами отнюдь не означает, что обвинения правдивы; оно просто отражает нежелание терпеть затраты и неудобства, которые повлечет за собой судебное разбирательство. Разумеется, всякая договоренность, если мы ее достигнем, будет официально скреплена и останется конфиденциальной.

Мария кивнула и подумала: «Ближе к делу. Зачем ты меня позвал?»

– Я полагаю, что нет нужды напоминать тебе о безупречной репутации мистера Мартенсона. Тем, кто хорошо его знает – например, нам с тобой, – известно, что в первую очередь он отстаивает интересы фирмы. Он регулярно приносит огромные жертвы, и я исключаю какую-либо возможность, что мистер Мартенсон мог совершить поступок, способный поставить под угрозу репутацию фирмы или свою собственную. Обвинения просто нелепы. Мистер Мартенсон почти тридцать лет работает юристом в Уилмингтоне, и нигде, ни разу его имя не звучало в контексте жалоб на сексуальные домогательства. Тридцать лет усердного труда, которые теперь под ударом… из-за обыкновенной алчности.

«Жалобы, которые не дошли до суда, потому что удалось договориться», – вспомнила Мария.

– К сожалению, когда кто-то богат, возникают и те, кто считает себя вправе запустить руку в их кошелек. Иногда такие люди откровенно врут, иногда искажают истину домыслами, которые соответствуют их целям. Иногда неверно истолковывают поведение, которое практически никто не счел бы оскорбительным. Я полагаю, что здесь имеют место быть все три варианта. Образно выражаясь, акулы бросились на добычу. Некоторые люди – жадные акулы – чуют кровь в воде и хотят отхватить свою долю, поскольку уверены, что она принадлежит им по праву. Но наша справедливая Конституция не дозволяет присваивать чужое имущество только потому, что кто-то полагает, будто оно с самого начала должно было принадлежать ему. Жадность… Это ужасный, ужасный порок, и я много раз видел, как от нее страдают хорошие люди, мои близкие родственники в том числе. Моих соседей – добрых и благочестивых, между прочим, – погубила человеческая жадность. Но сейчас, на закате жизни, я испытываю не столько гнев, сколько жалость. Жизнь алчного человека пуста, и он полагает, что можно заполнить эту пустоту чужими деньгами. Так или иначе, на кону как репутация мистера Мартенсона, так и доброе имя нашей фирмы, и моя обязанность – и даже долг – сделать так, чтобы и мистер Мартенсон, и фирма не остались без защиты.

«А он хорош, – подумала Мария, – хорош, даже когда намеренно искажает истину. Я понимаю, почему Барни нравится присяжным».

– Конечно, я уверен, что ты и сама понимаешь, как важно выступать единым фронтом и поддерживать высокую репутацию фирмы. Но все-таки я должен признаться, что испуган, Мария. Я боюсь за других. За твоих коллег. Друзей. За молодые семьи с закладными и счетами за отопление. За их детей. Я чувствую моральный долг – использовать таланты, которые дал мне Господь, чтобы справедливость, правда и добро восторжествовали над злом и алчностью.

Когда Барни замолчал, изобразив глубочайшую тревогу, Мария чуть не зааплодировала. Но вместо этого девушка сделала непроницаемое лицо. Выдержав паузу, Барни вздохнул и продолжил:

– Я знаю тебя, Мария. Знаю, что ты разделяешь мои тревоги. Ты слишком хороший человек, чтобы не переживать за коллег и друзей. И я не сомневаюсь, что ты хочешь им помочь, потому что ты точно так же, как и я, не терпишь, когда закон извращают. Мы все должны сплотиться и выступить против ненасытных чудовищ, которые убеждены, что имеют право на твои деньги, заработанные тяжелым трудом, хотя сами они и палец о палец не ударили.

Он покачал головой:

– Мы хотим, чтобы правда восторжествовала, Мария. И все. Простая, честная правда. Ты здесь, потому что я нуждаюсь в твоей помощи.

«Наконец дошло до дела», – подумала Мария.

– Мы просим тебя – как и других сотрудников, – чтобы ты подписала официальное заявление, в котором нет ничего, кроме правды, а именно: что ты уважаешь мистера Мартенсона и что за время работы в нашей фирме ты никогда не видела и не слышала, чтобы он совершил по отношению к кому-либо поступок, который можно было бы квалифицировать как сексуальное домогательство. Также мы просим тебя, как и остальных наших сотрудниц, подтвердить, что ты сама никогда не подвергалась сексуальным домогательствам, ни в какой форме и ни в какое время.

Несколько секунд Мария молча смотрела на него. Она заметила, что Кен уселся в кресло поглубже. Прежде чем девушка успела ответить, Барни проговорил:

– Конечно, ты не обязана это делать. В конце концов, это твое решение. Нет никаких причин беспокоиться о том, как другие будут добывать себе средства на пропитание. Главное, я хочу, чтобы ты поступила правильно.

Барни закончил речь; он сидел, опустив глаза, с самым смиренным видом. Барни – борец за справедливость в мире, который он перестал понимать, носитель бремени, которое больше некому подхватить. Неудивительно, что он добился такого успеха…

Но Мария ничего не могла сказать. Как бы ни была убедительна речь Барни, он лгал и сам знал это. Мария понимала, что Барни догадывается, что она знает о его лжи, а значит, оба притворялись. Неудивительно, что он позвал в кабинет Кена – в качестве наказания: «Ты видишь, как низко я пал, защищая тебя?»