Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, – сказал он и вдруг отшатнулся. Глаза расширились, он страшно, багрово покраснел и только что не отпрыгнул.
Дверь закрылась.
«Так, – сказала себе умная Эличка, – валите оба отсюда, пока ты его прям тут не оприходовала».
Она схватила Сирожиддина за рукав, потащила поближе к двери, нажала кнопку этажа – лифт все-таки их выпустил – и уже на площадке снова взяла его обеими руками за ворот толстовки и твердо сказала:
– Камрад, стояк в такой ситуации – не стыдно. Донт паник. Мы идем домой. Домой, о’кей?
Он кивнул. Было уже не совсем понятно, от чего конкретно его трясет. Богатство, понимаешь, свежеприобретенного опыта. «Еще хорошо, – пробормотала умная Эличка, доставая ключи, – что он такой огромный. Если бы мы были лицом к лицу, хрен бы я от поцелуя удержалась, а там гори, Москва, бомбанет котлован до самого метро».
Эля втолкнула Сирожиддина в квартиру, уронила рюкзак и сумку и заорала:
– Анечка! Аня, на помощь!
Что-то покатилось, упало. Хрюкнуло. Упало еще раз, застучало, из комнаты выскочил Иван в семейниках и, э-э-э, в общем, тоже со стояком.
– На меня напали какие-то уроды, – быстро сказала Эля и пихнула Сирожиддина к Ивану, – он одного размазал по асфальту, второй убежал.
– Вы целы?
– Целы, но обосрались оба неиллюзорно.
– Бро! – с восхищением сказал Иван и стукнул Сирожиддина по предплечью. – Дык ясно. Разувайся, идем, умыться надо, стресс снимать, победу праздновать будем. Эля, ты сама?..
– Я в порядке уже, – сказала Эля и клацнула зубами.
– Разуваться, умываться, – повторил Иван и уволок Сирожиддина по коридору. Эля остановилась, глядя на Сирожиддиновы кроссовки. Хорошие, зачетные кроссовки. Она их купила по наводке Влада в спортивном аутлете, а то за полную цену – это почку продать надо, чтобы ребенка одеть…
Кроссовки были в крови и какой-то слизи.
Эля вытащила телефон и набрала сто двенадцать. Терпеливо прослушала гудки.
– Извините, – сказала она дрожащим голосом, – по адресу… записали адрес? Там перехватывающая парковка, я туда заехала пять минут назад, а там на втором подвальном человек лежит и кровь. Нет, я девушка, я уехала. Мое дело – вам сказать. На подземном. Заезжаешь – и два раза направо.
Она сбросила звонок, вздохнула и наклонилась, подняла кроссовки. Подошвы на удивление чистые… Ну он пинал-то с носка. Хорошо, но в подъезд все же надо выглянуть. Эля приоткрыла входную дверь, придирчиво изучила коридор. Нет, кровавых следов не видно. Порядок. Она закрыла дверь одной рукой и понесла мыть кроссовки. Ваня уволок малыша на кухню, отлично.
Аня засунулась в ванную полторы секунды спустя.
– Что случилось?
– На меня напали, у малого сработал какой-то триггер, ему башню сорвало к чертям. Короче, он одного, кажется, насмерть размазал. Не знаю, мы уехали. И держи его подальше от меня хотя бы пару часов, а то я его выебу, а потом со стыда сдохну.
– Лезь в ванну. Я тебе сюда все принесу, – сказала Аня и исчезла.
Темно. Впереди какое-то неясное мерцание. Очень холодно. Я стою на четвереньках, под руками – влажные камни. Пещера какая-то?
Внутри меня что-то смещается, щелкает, как механические часы. Я чувствую себя то ли компасом, то ли индикатором, меня обмакнуло в эту реальность, и она пропитывает меня, оставляя… Оставляя понимание: здесь есть кто-то из нас. Кто-то из нас тут давно. И постоянно.
Настройка перестает ощущаться, тает, как снежинка на языке, остается только результат. Здесь Ззу или Ри. Или Соо, или Лмм. Или Ан. Кто-то, кого я знаю. Где-то в этой лоции.
Не зря предок копался у меня в ленточках, не зря. Потом скажу ему спасибо. Даже подумать страшно, сколько я могла бы потратить времени на те четыре лоции, в которых оно щелкнуло и сказало мне: «Твоих близких тут давным-давно нет».
Влага на камнях едва теплее температуры замерзания. Я осматриваюсь – ну темно… пытаюсь встать, больно ударяюсь о потолок и падаю обратно на четвереньки. Хорошо хоть зюйдвестка на голове, а то с размаху можно было вообще разбить макушку. Уна, смотри, что делаешь, а?
Зев пещерки открывается почти отвесным спуском вниз. Длинная долина, на противоположной от меня стороне – обрывистые холмы. Долина полого поднимается вверх справа налево. Посередине долины – что-то похожее на широкую, растоптанную дорогу, за ней – какие-то постройки, сквозь завесу мелкого, недвижного дождя и не понять, что именно. Я высовываюсь из своей норы, смотрю быстро вправо – влево – вверх. Вроде никого, но поди пойми, стоит ли кто метрах в пятидесяти у меня над головой? Справа, если совсем высунуть голову наружу, долина между двух гряд холмов сужается и опускается к морю. В бухте виднеются едва различимые силуэты парусных кораблей.
Неприятная лоция. Кстати, именно здесь был спрос на человеческие зубы.
Пока я еще в сухости, подтягиваю сапоги, снимаю бандану из-под зюйдвестки и перематываю на шею. Волосы поднимаю и скручиваю под зюйдвесткой. Может, стоило бы заплести косичку, но для косы они у меня слишком короткие. Сойдет и так. Нащупываю спички в металлической коробочке во внутреннем нагрудном кармане, пару стертых серебряных монеток в другом, крошечное лезвие, размером с пилочку для ногтей, в складке шва на внутренней стороне голени. Обычный ножик – в сапоге. В поясе изнутри – несколько тугих сверточков стерильной ткани. Войны, может, и не будет, а вот менструация рано или поздно неизбежна. Надо идти. Застегиваю куртку, подтягиваю потуже, застегиваю ремешок зюйдвестки, чтобы не сорвало ветром.
Сажусь на край пещерки. Оглядываюсь. Вроде никого.
Ветер дует с моря, подергивая туда-сюда полотнища дождя. По-прежнему никого не видать. Я наполовину слезаю, наполовину скатываюсь с горки, довольно-таки крутой. Но то там, то сям валяются большие валуны, попадаются какие-то кустики, в общем, можно зацепиться и хоть как-то управлять процессом. Постепенно я забираю все ближе к бухте. Там и построек больше, и, думаю, шанс на то, что он возле кораблей, вернее. Посмотрим.
Слегка развиднелось, но ненамного, и дождь даже не собирается переставать. Должно быть, просто рассвело. Долина не пуста: кое-где торчат какие-то деревянные столбы и даже пирамиды, ближе к бухте несколькими стойбищами светятся белые округлые штуки с острыми верхушками – палатки, наверное. Там, где метрах в двадцати ниже моих ног крутой склон переходит в равнину, пройти нельзя. Вся равнина – вообще какое-то месиво. По краям еще попадаются ровные пятачки, но чем дальше к центру долины, тем глубже какие-то маслянистые гряды, комья, из подернутых сеткой дождя луж там и сям выглядывают какие-то куски дерева… и, кажется,
