Я подумала и об автобусах. Конечно же, со всей возможной осторожностью, поскольку мне не хочется, чтобы кто-то попытался меня остановить, я расспросила о местах в Лондоне, где может скрыться такая девушка, как я: о приютах Армии Спасения и домах благотворительных миссий для женщин, попавших в беду. Я запомнила адрес и точный автобусный маршрут, по которому можно добраться туда от станции, хотя такое название как Далвич кажется мне абсурдно далеким, и я опасаюсь, что не справлюсь одна, без посторонней помощи. Но сейчас я надеюсь на Хартленд. Стоит ему меня увидеть, и он не сможет отказать мне в помощи. Крохотный осколок надежды, ее отчаянное эхо, но это лучше, чем ничего, и, конечно же, лучше, чем сидеть здесь и смотреть, как к особняку подъедет семейный автомобиль, чтобы увезти моих малышей.

Брайтон, 8 февраля 1960 года

Я все еще жду подходящего момента. Я думала, что сегодня мне удастся осуществить задуманное, но одна из девушек разрыдалась, и это продолжалось очень долго, поэтому бóльшую часть вечера с нами была сестра Мэри Клер…

Брайтон, 11 февраля 1960 года

Я по-прежнему жду подходящего момента. Я напоминаю туго сжатую пружину, готовую в любую минуту разжаться, однако, по всей видимости, внушаю подозрения, поскольку сестра Мэри Клер постоянно на меня таращится. Я еще тщательнее прячу свой дневник и постоянно опускаю глаза, когда она рядом, смотрю на деревянные ступеньки или в молитвослов, чтобы по моим глазам она не догадалась, что я намерена сбежать.

Брайтон, 12 февраля 1960 года

Времени осталось немного, совсем немного. Я чувствую, что малыши беспокоятся, может быть, потому, что беспокоюсь я, но я умоляю их не торопиться, побыть в животе еще чуть-чуть, пока я доберусь до Хартленда. Я собиралась бежать сегодня, но наткнулась на одного из рабочих и не смогла осуществить задуманное. С каждым днем мое мужество слабеет. Не знаю, сколько еще я смогу бороться со страхом.

Брайтон, 13 февраля 1960 года

Это случится сегодня. Нескольким девушкам разрешили пойти в город. Я пойду вместе с ними и сбегу. О Господи, дай мне сил и мужества!

Вернулась Гарриет. В одной руке у нее был хлеб, а в другой — тарелка с сыром и мясом, и я только теперь поняла, что уже прошло время ленча. Она налила воды из кувшина, нарезала хлеб.

— Больше у меня ничего нет, — произнесла Гарриет виноватым тоном.

Я была не очень голодна, несмотря на то, что завтракала целую вечность тому назад, но взяла кусок хлеба и немного сыра, радуясь возможности занять руки.

Гарриет быстро выпила два стакана воды, а затем сказала:

— В то лето, спустя несколько недель после с… свадьбы, Лиз вернулась в нашу жизнь.

Я привстала, чтобы взять кувшин с водой, но тут же снова упала на сиденье.

— А потом я поняла, почему Джон так настаивал на том, чтобы мы жили в Хартленде, и я долгие годы не могла без смущения думать о тех нескольких месяцах… Я совершенно ничего не замечала, была слепа… — Она помолчала, а затем продолжила: — Было почти невозможно устоять перед Джоном, в нем было что-то такое… Он был очень общителен, исполнен оптимизма, даже после того, как потерял брата, даже когда Хартленд находился на грани разорения, он продолжал вести беззаботную жизнь, притворяясь, будто все в порядке. А Лиз не успела оправиться после смерти матери, к тому же жить с Джорджем было невероятно тяжело. Поэтому понять, почему это случилось у Лиз и Джона, было совершенно нетрудно, хоть я и старалась не думать об этом — слишком уж все это было тяжело. Затем Джон поехал с ней повидаться — сразу же после нашей помолвки, за полгода до свадьбы, которая должна была спасти его и его наследство. В то время как я рассылала приглашения, выбирала цветы и примеряла свадебное платье, он украдкой виделся с Лиз, милой, грустной малышкой Лиз. Уже позже он рассказал мне о том, как несколько месяцев подряд ждал ее после курсов, иногда раз в неделю, иногда — чаще. Джон сказал, что это было просто: Лиз должна была возвращаться домой к определенному часу, а я была занята, и мы еще не жили вместе.

С тех пор как мы переехали в Хартленд, Джон виделся с Лиз довольно редко. А потом, конечно же, я обо всем узнала. Такое всегда рано или поздно всплывает на поверхность. Однажды Джон сказал, что допоздна задержится на работе, но его там не оказалось; однажды я нашла у него в кармане счет из чайной… Самая избитая история на свете. Я, молодая жена, пытаюсь забеременеть, а тут выясняется, что мой муж обманывал меня еще с тех пор, как мы были помолвлены.

Я пригрозила, что уйду. Как и следовало ожидать, Джон запаниковал. Денег у его семьи было мало, дом был заложен, Джанет и Эйбл уехали в Южную Африку. Ему нужна была я и мои деньги, чтобы не отказываться от Хартленда и даже иметь возможность оплачивать текущие счета. Джон не мог себе позволить меня потерять. Поэтому он поклялся, что порвет с Лиз, если я дам ему еще один шанс. И что мне было делать? Конечно же, я могла с ним развестись, но в 1959 году это был не выход, особенно для такой женщины, как я: унижение было бы просто невыносимым. Кроме того, несмотря ни на что я любила своего мужа. Может быть, я никогда не была той, кого он страстно целовал среди деревьев, но я была ему хорошей женой и надежным партнером. Мы с Джоном подходили друг другу, были равны по происхождению и прекрасно друг друга знали.

В общем, я решила дать ему этот шанс. Несколько недель мне казалось, что все наладилось: Джон вовремя приходил домой, мы отлично ладили. Но когда я нашла чек за отель в Перли, где останавливались «мистер и миссис Смит», я решила изменить тактику. Я связалась с Джорджем. Это было… дайте подумать… в июле или в августе. Мне не очень хотелось делать это, отец Лиз никогда мне особо не нравился, но я сказала ему, чтобы он попросил свою дочь держаться подальше от моего мужа. Джордж говорил со свойственной ему суровостью, но, как это ни странно, удивлен не был. Только потом я поняла, что он уже знал обо всем. Как бы там ни было, когда несколько недель спустя я спросила у Джона о Лиз, он ответил, что она уехала из Лондона.

Гарриет помолчала, налила себе еще немного воды. Несколько кудрявых прядей выскользнуло из заколки-бабочки и теперь спадало ей на глаза, обведенные темными кругами. Мне вдруг захотелось погладить ее по плечу.

— Это произошло месяцев шесть спустя. Я была беременна — пять с половиной месяцев — и пребывала в отличном настроении: та семейная жизнь, о которой я мечтала, наконец-то началась. Все стало налаживаться. Дожидаясь, когда Джон вернется домой, я возилась на кухне. Я как раз ставила чайник на огонь, когда услышала, как во входную дверь постучали. Хартленд находился в некотором отдалении от деревни, да и Джон воспользовался бы черным ходом, поэтому поначалу я даже не хотела открывать. Снаружи было мрачно, темно и холодно, а дом казался очень большим и тихим, особенно вечером, после того как уходила экономка. В дверь снова постучали, и я все же решила открыть. На пороге стояла Лиз. Сначала я даже не узнала ее. Она была закутана в шерстяное одеяло и ужасно выглядела. Волосы у нее стали значительно короче. На ней было тонкое пальто, и она дрожала от холода. Подол ее платья намок и испачкался. Живот был просто огромным. Я даже не могу передать вам степень своего потрясения. Казалось, мой мозг на несколько мгновений отключился. Я изумленно уставилась на нее. Однако мне потребовалось всего несколько мгновений, чтобы сложить два и два.