И не ошибся, десантирование ничьего нездорового любопытства не вызвало. Выставив голову из воды, я убедился: дирижабль удаляется, пролетающая мимо стайка летучих рыб внимания на него не обращает. Вдали – вернее, не очень далеко, но на границе видимости – барражировала троица эйратусов, но их не заинтересовал необычный вид собрата и не насторожило его необычное поведение.

Успокоившись, я наполнил легкие водой… Трансформация в сновидениях Хуммеля не приводила к потере интеллекта, но все же мозг выдавал в эти моменты догадки и озарения, по привычке, должно быть… Вот и сейчас выдал. Я подумал, что акул в этом мире может не быть оттого, что его создатель и хозяин в контрах с Мегалодоном. Но тогда… Тогда «рыбохвостый господин, ростом с водонапорную башню», совсем не тот, на кого я изначально подумал. Ох уж этот Хуммель, не желающий называть имен!.. Впрочем, хрен редьки не слаще.

Трансформация завершилась. Кархародон устремился в глубину.

Увидел цитадель и почувствовал неладное я одновременно. Один из «часовых» прекратил движение по кругу и плыл за мной. Очень быстро плыл.

Я наддал, он тоже прибавил ходу. Теперь, наверное, можно было разглядеть преследователя и определить, к какому зоологическому классу и виду он принадлежит. Но я не желал терять ни секунды и воспринимал врага исключительно боковой линией. Тут чуть зазеваешься – и проглотят, как муху, не разжевывая…

Скорость он выдавал неплохую, дистанция сокращалась. Но все же фора позволила мне первым добраться до цитадели. Подплывая, я смог хорошо ее рассмотреть и заранее выбрать, в какой разрыв в нагромождении скал нырнуть.

«Сюда не стоит, преследователь может втиснуться следом… И сюда не надо… А вот эта дыра как для меня сделана…» – подумал я и врезался башкой в камень.

Проклятая неэвклидовость! Плохо рассчитал поправку… Ладно хоть скорость успел погасить, не желая влетать на полном ходу неведомо куда.

* * *

Забегая вперед, скажу: позже искореженная метрика пространства мешала мне все меньше и меньше, а вскоре я вообще перестал ее замечать.

Известный факт: сетчатка нашего глаза отражает мир инвертировано, верх и низ меняются местами, правая и левая стороны тоже (отчего и появился давно развенчанный наукой миф о том, что младенцы видят мир перевернутым). Но мозг все «расставляет по местам», причем не только мозг человека, но и куда более примитивных существ.

Вот и здесь мой мозг начал вносить коррективы в картину мира – автоматически, на подсознательном уровне. Башку кархародона о камни я не расколотил, первое столкновение стало и последним.

* * *

Готово! Со второй попытки я очутился в расселине.

Развернуться здесь мог, хоть и не без труда. А желавшая познакомиться со мной поближе тварь не сможет просунуть внутрь даже свои относительно узкие челюсти… Кто сказал, что размер не имеет значения? Еще как имеет… Переборщил, переборщил хозяин крепости с размерами часовых.

Кто, кстати, исполняет почетную должность караульного? Теперь можно и полюбопытствовать…

Но сначала преследователь сам полюбопытствовал: здесь ли я еще, не стоит ли подождать меня снаружи? Развернувшаяся у преграды туша привела в движение воду в расселине, а затем я увидел исполинский глаз, заглянувший внутрь.

Вот оно что… Такой непропорционально большой глаз (даже учитывая общие размеры тела) мог принадлежать лишь одному существу. Не рыбе, не киту, не легендарному ихтиомаммалу – ихтиозавру. Они, ихтиозавры, при охоте полагались на зрение (а здесь до сих пор полагаются), причем охотиться зачастую приходилось (приходится) на больших глубинах, при недостаточной освещенности. Отсюда и рекордный размер гляделок.

Он отплыл в сторону, я увидел его почти целиком – так и есть, ихтиозавр. Будь здесь Дана, она бы смогла точно определить вид: фалародон, или таизавр, или кто-то еще… А моих познаний хватило лишь для определения отряда, даже семейство не смог опознать. Да и пусть, нам с ним детей не крестить.

Однако забавно… В недавнем шахматном сражении с Лернейской финальную точку в моем разгроме – шах и мат – поставил как раз ее ихтиозавр-слон. Но его прототип оказался менее расторопным.

Надо двигаться к центру крепости. Ее, похоже, охраняют от существ, куда более крупных, чем я… А маленький, по здешним меркам, кархародон просочится незаметно сквозь узенькие (опять-таки по здешним меркам) дырочки и щелочки.

Едва я так подумал – жизнь опровергла мои планы и расчеты. Впереди, в темноте расселины, я почувствовал какое-то шевеление… Кто-то там был, и не уступал мне в размерах. Большего мне было не понять, боковая линия плохо работает в таких теснинах, колебательные сигналы, идущие от цели, ударяются о стены, отражаются, накладываются друг на друга…

Лишь одно я уразумел: создатель укрепления не так глуп, как мне показалось, и не оставил без охраны даже узкие лазейки.

Внутренний страж не торопился приблизиться. Возможно, предоставлял мне право первого хода. Или каким-то образом поднял тревогу и теперь дожидается подмоги.

Мне соваться в темноту, не зная, кто в ней засел, не хотелось. Расселина там сужается, потеряю свободу маневра, не смогу развернуться… Гораздо охотнее я бы выскочил наружу и попытался бы прикончить неведомого противника на просторе, если ринется следом. Не ринется – я попробовал бы найти другую лазейку, может, не все их охраняют.

Но снаружи маячил мой дружок ихтиозавр, не терявший надежды схарчить мелкую, шуструю и наглую рыбешку-Дарка… Впервые я по-настоящему понял, отчего Злата Васильевна предпочитает аквариум морям. На собственной шкуре почувствовал. Плохо живется маленькому и съедобному рядом с большими, зубастыми, плотоядными… Плохо и не слишком долго.

Однако даже сейчас маленький и съедобный Дарк имел в сравнении с ихтиозавром два неоценимых преимущества: я был на порядки умнее и я был рыбой, дышавшей жабрами. И понимал, что вскоре этой хищной горе мяса придется всплыть за порцией свежего воздуха.

Так и случилось… Почувствовав кислородное голодание, ихтиозавр двинулся к поверхности. Я опасливо выплыл из расселины: вдруг заметит мой маневр и вернется?

Но нет, примитивный мозг мегарептилии был способен вместить лишь одну простенькую мысль: либо «Поймай и сожри!», либо «Всплыви и вдохни!». По себе знаю, сам бываю таким, хотя всплывать для дыхания мне не требуется.

Скучать в одиночестве меня не оставили. Обитатель расселины двинулся следом за мной. Тоже не из гениев, живет на рефлексах: тот, кто отступает и убегает, для него – дичь, добыча, опасаться не следует, надо догонять и пожирать… И таким я тоже нередко бываю.

Не-гений высунулся из норы и оказался муреной. В наших морях эти метровые рыбины приближаться к кархародону не рискуют. Размеры здешней делали ее опасным противником. Пасть немногим меньше моей, а длина наверняка больше (последнее я подозревал умозрительно, противник высунул из убежища лишь голову).

Я вновь изобразил паническое бегство, надеясь, что примитивные рефлексы мурены погонят ее за мной. И они, рефлексы, не подвели! Длинное змееподобное тело вылетело из норы, метнулось следом.