Она помотала головой:

– Во многих смыслах, ты спас мне жизнь.

– Если это на самом деле так, я рад. Потому что, бог свидетель, я сделал много плохого. Например, Норе.

Они замолчали. Где-то вдалеке жужжала газонокосилка.

– Ты должен ей рассказать, – тихо произнесла Розмари. – И Полу тоже. Обязательно. – Она глянула на сына – сидя на корточках, тот горстями набирал гравий с дорожки и ручейком выпускал сквозь пальцы. – Я знаю, не мое дело советовать. Только Нора должна узнать про Фебу. Неправильно, что она не знает. Ей и так нелегко пришлось. Она думала про нас бог знает что.

– Я сказал правду. Что мы друзья.

– Так и есть. Думаешь, она поверила?

Дэвид пожал плечами:

– Это правда.

– Не вся. Видишь ли, Дэвид, нас с тобой каким-то очень странным образом связывает Феба. То, что я знаю твою тайну. И раньше мне это нравилось: чувство своей избранности, причастности к тому, что больше никому не известно. Согласись, чужой секрет – своего рода власть. Только в последнее время мне это как-то неприятно. Ведь тайна-то на самом деле не моя.

– Не твоя. – Дэвид взял в руки комочек земли и раскрошил его в пальцах. Он подумал о письмах Каролины, которые предусмотрительно сжег при переезде сюда. – Не твоя.

– То есть ты сделаешь? Расскажешь, я имею в виду?

– Не знаю, Розмари. Не могу обещать.

Они сидели на солнышке, наблюдая за попытками Джека пройтись колесом по траве. Он был светловолосый и шустрый, от природы спортивный мальчик, любил бегать, лазать. Из Западной Виргинии Дэвид вернулся, освободившись от горя, которое мучило его долгие годы. Когда Джун умерла, он не мог говорить о своей потере и поэтому не мог двигаться дальше. В те годы разговоры о мертвых считались почти неприличными, и они молчали, потому и не отстрадали свое. Поездка в родные края позволила Дэвиду, образно выражаясь, снять траур. Он вернулся в Лексингтон до предела опустошенный, но спокойный. И, после стольких лет, нашел наконец в себе силы отпустить Нору в новую жизнь.

* * *

Когда родился Джек, Дэвид открыл для него счет на имя Розмари и счет для Фебы на имя Каролины. Это оказалось достаточно просто. У него давно был номер социального страхования Каролины и номер абонированного ею почтового ящика, так что частному детективу понадобилось меньше недели, чтобы разыскать Каролину и Фебу в Питтсбурге, в высоком узком доме рядом с автомагистралью. Дэвид поехал туда и припарковался поблизости, глядя на лестницу, которую ему предстояло преодолеть, прежде чем постучать в дверь. Он решился обо всем рассказать Норе, но тогда должен был сообщить, где находится ее дочь. Нора наверняка захочет увидеть Фебу, а эта встреча могла изменить жизнь не только его самого, Норы и Пола. И потому Дэвид сначала приехал сюда – рассказать Каролине о своих намерениях. Правильно ли он поступает? Дэвид, колеблясь, долго сидел в машине. Опускались сумерки, кроны платанов постепенно сливались с небом. Феба выросла здесь и, наверное, так хорошо знает эту улицу, что не замечает ее. Тротуар, взрытый корнями деревьев, предупреждающий знак, колеблемый ветром, мчащиеся автомобили – для его дочери это все символы дома. Мимо прошла пара с ребенком в коляске, затем в гостиной Каролины зажегся свет. Дэвид вышел из машины, встал у автобусной остановки и, стараясь держаться естественно, чтобы его ни в чем не заподозрили, вгляделся в окна за темнеющей лужайкой. В световом прямоугольнике Каролина, в фартуке, была как на ладони – наводила порядок в гостиной, проворно собирала газеты, складывала плед. Потом остановилась, посмотрела через плечо и с кем-то заговорила.

И тогда Дэвид увидел ее – Фебу, свою дочь. Она накрывала на стол в соседней комнате. У нее были темные волосы Пола и его профиль, и какое-то мгновение, пока Феба не повернулась, Дэвиду казалось, что он смотрит на своего сына. Он шагнул вперед. Феба исчезла из поля зрения, но скоро вернулась с тремя тарелками. Несмотря на ее небольшой рост, коренастость, забранные назад тонкие волосы и очки, схожесть с Полом была очевидна: та же улыбка, тот же нос, та же сосредоточенность на лице, когда Феба оглядывала стол, уперев руки в бедра. Вошла Каролина и встала рядом с ней, затем на короткое мгновение прижала к себе Фебу одной рукой, и обе рассмеялись.

К тому времени совершенно стемнело. Дэвид стоял как зачарованный – его счастье, что народу вокруг почти не было. Ветер гнал по тротуару листья. Дэвид плотнее запахнул пиджак. В ночь, когда родились его дети, ему казалось, что он наблюдает за самим собой откуда-то извне собственной жизни. Теперь он понял, что не владеет и этой ситуацией, исключен из нее совершенно. Долгие годы Феба оставалась для него невидимой: не девочка, абстракция. Между тем вот она, ставит на стол стаканы для воды. Она подняла голову навстречу вошедшему мужчине с жесткими темными волосами. Он сказал что-то, Феба улыбнулась, и вся семья принялась за ужин.

Дэвид вернулся в машину. Он представил, как Нора стояла бы рядом в темноте и наблюдала за собственной дочерью, живущей, не подозревая об их существовании. Своим обманом он причинил Норе чудовищные страдания, непреднамеренно и никак не предполагая их глубины. Но хотя бы от этого, сейчас, он может ее избавить. Он не станет тревожить прошлое. Так он в конечном итоге и поступил и всю ночь ехал по равнинным просторам Огайо.

* * *

– Не понимаю. – Розмари смотрела на него в упор. – Почему ты не можешь обещать? Это же правильный поступок.

– Он причинит слишком много горя.

– Откуда тебе знать?

– Иначе и быть не может.

– Но, Дэвид… обещай хоть подумать.

– Я думаю. Каждый божий день.

Она озабоченно покачала головой и тихо, печально улыбнулась.

– Ладно. Есть еще кое-что.

– Да?

– Мы со Стюартом женимся.

– Вы еще слишком молоды, – вырвалось у него, и оба рассмеялись.

– Я старше этих холмов, – пошутила Розмари. – Так мне очень часто кажется.

– Что ж, – произнес он. – Опять же, поздравляю. Это, конечно, не сюрприз, но новость хорошая. – Он представил высокого, спортивного Стюарта Уэллса, специалиста по респираторным заболеваниям. Здоровяк – вот слово, которое первым приходило на ум. Стюарт давно был влюблен в Розмари, но ему пришлось ждать, пока она кончит школу. – Я рад за тебя, Розмари. Стюарт – хороший человек. И любит Джека. А в Харрисбурге для него есть работа?

– Пока нет, но он ищет. Здесь его контракт заканчивается в этом месяце.

– А как вообще в Харрисбурге с работой?

– Так себе. Но я не беспокоюсь. Стюарт прекрасный специалист.

– Не сомневаюсь.

– Ты злишься.

– Нет. Вовсе нет. Но мне стало грустно. И я почувствовал себя старым.

Она засмеялась:

– Как холмы?