Через полминуты грохот затих, Рундельштотт пробормотал:

– Думаю, та часть армии, что двигалась этой дорогой, вынуждена будет вернуться.

– Не всякой горный козел проберется, – сказал Фицрой с нервным смешком. – Ну, мастер, и посох у вас!.. Что будем делать с теми героями?

На этой стороне на испуганных конях кружат на месте пятеро всадников, все в железе, но копий не видно ни в руках, ни на земле, явно выронили в бешеной скачке, пытаясь уйти от лавины.

Я пробормотал:

– Можно их убить… Нет, это грубо, лучше ликвидировать. Зачистить. Уменьшить живую силу противника…

Фицрой сказал весело:

– Ты думай, а я пойду переговорю с ними, пока ты решаешь, на кол их посадить или разорвать конями… Ваше высочество, постойте на этих грубых камнях пару минут.

Принцесса послушно спустилась с седла Фицроева коня.

Мы смотрели, как он красиво и уверенно поскакал к ним, не выказывая ни капли страха, остановился прямо перед ними. Я на всякий случай открыл мешок и вытащил снайперскую винтовку, но всадники быстро покинули седла и начали карабкаться вверх по завалу.

Фицрой собрал их коней и вернулся к нам с целым табуном.

– Пусть уходят, – сказал он, блестя белыми зубами и удивительно синими глазами. – Без коней они не воины. На ту сторону перебраться не просто, они вообще и мечи повыбрасывают.

– Ладно, – сказал я с облегчением, – добренький ты у нас зайчик. Вон старый мастер, вспоминая свою молодость, всех бы поубивал!

Рундельштотт принял из моих рук посох, лицо из растерянного стало задумчивым, легонько взвесил его на ладони.

– Стал чуть легче…

– У вас чутье, – сказал я одобрительно. – А я вот грубая скотина, такие тонкие градации не улавливаю.

Он спросил тихо:

– Это что… можно так часто?

– Увы, – признался я, – всего трижды. Больше зарядов там нет. Можно бы еще засунуть штук пять, но пришлось бы уменьшить емкость аккумулятора, а для вас, как мне чуется, собирание магической энергии важнее.

Он кивнул.

– Так и думал. Волшебство я бы сразу учуял. А это некрасиво как-то, хотя, конечно… Все-таки быстрее учись настоящей магии.

– Под вашим руководством, мастер, – сказал я твердо.

Стены ущелья разошлись в стороны через два часа, а потом и вовсе утонули в земле, как в болоте. Кони устало пошли по лесной долине между зелеными холмами, Понсоменер подождал, когда я подъеду, сказал негромко:

– Большой отряд идет в нашу сторону слева. Нам даже негде спрятаться.

Я посмотрел на измученные лица спутников, на усталых коней.

– Скачите!.. Я задержу их.

На миг фраза показалась высокопарной, как из обязательного набора, который каждый мужчина должен произнести хотя бы раз в жизни, но они все посмотрели на меня, как приготовившегося погибнуть, а Фицрой вообще побелел, раздираемый противоречием.

Я сказал резко:

– Фицрой! Тебе приказ ни на секунду не выпускать из рук ее высочество. Я догоню!

Я улыбнулся испуганно выглядывающей из гнездышка в плаще принцессе.

– Все хорошо, ваше высочество! Вы в безопасности с…

– Фигельмиглем, – подсказал Рундельштотт, – он вас никому не отдаст.

Принцесса пискнула:

– Его полное имя Фигельмигель?.. Как красиво!..

Фицрой посмотрел на меня убивающим взглядом, я сказал ей заговорщицки:

– Он почему-то стесняется этого древнего и благородного имени его рода, имеющего все права на королевский престол. Но, думаю, вы его сумеете…

Не договорив, я заметил справа удобную возвышенность, пустил коня вскачь прямо на вершину.

Ждать пришлось, как мне показалось, долго, почти час, мелькнула мысль, что Понсоменер ошибся, наконец далеко на дороге показалась настоящая конница.

Я всматривался в прицел, помимо тяжело вооруженных всадников вижу и легкую кавалерию, им что-то поясняют, указывая руками в мою сторону.

– Давайте, – сказал я мрачно, – против армии я песчинка, но конные разъезды такому орлу на один зуб…

Во главе рассмотрел всадника в дорогих доспехах, за которым оруженосец постоянно возит знамя. С мстительной злостью, раз уж эта сволочь отдает приказы, я навел крестик прицела на лоб, но усомнился в своей меткости и сместил на широкую грудь, выждал, когда тот перестанет двигаться в седле, и нажал на скобу.

Его тряхнуло, словно в грудь ударили кувалдой. Не просто завалился на круп, а его туда отбросило, и свалился под конские копыта.

Я тут же перевел прицел на двух в такой же в яркой, как и у командующего, одежде, дважды нажал на спуск, и оба раза удачно. Во всяком случае, их сбросило на землю, как и командующего, а я только тогда взял на прицел скачущий в мою сторону отряд.

Они не оглядывались, получив приказ, еще не знают, что там случилось, скачут уверенно и с подъемом, я провел крестиком по их лицам, все ближе и ближе, пока еще не очень опасно, зато легче целиться…

Их седла начали пустеть одно за другим, но кони мчались вместе с отрядом, пока всадников не осталось трое, лишь тогда оставшиеся натянули поводья и начали останавливаться в растерянности.

Я убрал палец со спусковой скобы, борясь с чисто человеческим звериным желанием всаживать пулю за пулей в этих существ. Даже не потому, что защищаюсь, а потому, что самец, а самец самцу зверь куда зверинее, чем волк, ибо волк волков не убивает.

Все трое покинули седла, я наблюдал некоторое время, как бросились к павшим и начали осматривать, уже ясно, втроем в погоню не ринутся, и я быстро вернулся к коню и пустился по следу за отрядом.

Нарушив мой приказ, они ждали меня, не покидая седел, в небольшом лесочке, Понсоменер выехал навстречу и сказал, что кони уже не могут больше нести всадников, нужен отдых.

Принцесса поинтересовалась наивно:

– А чего вы постоянно отстаете, глерд Юджин?

– За нами погоня, – объяснил я. – Приходится останавливаться и уговаривать их не гнаться за нами.

Она пропищала с интересом:

– Они сразу соглашаются?

– Только некоторые, – ответил я со вздохом. – Остальных приходится уговаривать дольше.

– И как?

– Уговариваются, – подтвердил я. – Правда, приходится не просто уговаривать, но даже убеждать. Используя весомые аргументы. Очень весомые.

Она сказала рассудительно:

– Это хорошо. Вы добрый, глерд Юджин!.. Людей нужно убеждать быть хорошими.

– Это у меня получается, – заверил я. – Те, кого убедил, уже плохими не станут. Я старался, ваше высочество. Мир нужно делать лучше, это наш долг перед всем прогрессивным человечеством.