— ЭТА ПАРОЧКА УНИВЕРСАЛОВ УМЕЕТ СКРЫВАТЬ СВОИ МЫСЛИ ОТ ПРОСЛУШИВАНИЯ. ЖЕНЩИНА, ПОЖАЛУЙ, ТОЖЕ. Я СВОИ СКРЫТЬ НЕ МОГУ И СОМНЕВАЮСЬ, МОГУТ ЛИ ОНИ СКРЫТЬ МОИ МЫСЛИ ОТ ПОЛИЦИИ. ПАТРУЛИ СКОРО НАЧНУТ ПРОЧЕСЫВАТЬ СОСЕДНИЕ УЛИЦЫ, ЗНАЧИТ, И СЮДА ДОБЕРУТСЯ. И ЕСЛИ ЭТА КОМНАТА НЕ ЭКРАНИРОВАНА, ТО ЕСТЬ ШАНС, ЧТО КАКОЙ-НИБУДЬ ПАТРУЛЬНЫЙ ТЕЛЕПАТ УСЛЫШИТ МОИ МЫСЛИ И ВЫЗОВЕТ ГРУППУ.

Торстерн ухитрился на несколько секунд отогнать эту мысль, но она вернулась снова, уже в законченном виде.

— ЖАЛЬ, ЧТО Я НЕ ЗНАЮ, ИНДИВИДУАЛЬНО ЛИ МЫШЛЕНИЕ. КАК ГОЛОС, НАПРИМЕР. МОЖЕТ, ВСЕ МЫСЛЯТ ОДИНАКОВО. И ЕСЛИ ТАК, НЕ ВИДАТЬ МНЕ УДАЧИ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА Я НЕ УЛУЧУ МОМЕНТ, ЧТОБЫ ПОДАТЬ КАКОЙ-НИБУДЬ СИГНАЛ. ЭТИ ДВОЕ МОГУТ ЕГО ПЕРЕХВАТИТЬ, И ТОГДА ОНИ ПРИМУТСЯ ЗА МЕНЯ ВСЕРЬЕЗ… НО Я ДОЛЖЕН ИМЕТЬ СВОЙ ШАНС

Угрюмо взглянув на Рейвена, он проговорил:

— Я прыгнул с вами из вертолета. Я подчинился всем вашим приказам. Что дальше?

— Побеседуем.

— Сейчас два часа ночи. Неужели нельзя побеседовать утром? — Он поджал губы. — Неужели нужно было устраивать эту комедию?

— Увы! До вас так трудно добраться. Тем более что вы охотились за мной, словно за собакой, стянувшей с вашего стола бифштекс.

— Я? — Торстерн недоверчиво поднял бровь.

— Вы и ваша организация.

— Вы имеете в виду мои обширные торговые интересы? Чепуха! Неужели нам больше нечем заняться, кроме как охотой за людьми? Вам не кажется, что у вас мания преследования?

— Знаете, мы уже недавно все это слышали. А сейчас вы стараетесь увлечь нас по кругу. Вы видели запись нашей беседы с вашим замечательным двойником?

Как бы ни хотелось Торстерну отрицать все подряд о метаморфах-дублерах, он был слишком благоразумен, чтобы позволить своим губам произносить то, что противоречило его же мыслям. Этих парней словами не обманешь. Но он мог прибегать к недомолвкам, тянуть время, всячески удлинять разговор.

— Я не в курсе деталей вашего разговора с Грейториксом. Я только знаю наверняка, что он мертв, и руку к этому приложили вы. Мне это не нравится. — Его голос стал жестче. — Рано или поздно вы за это ответите!

Издав короткий смешок, вмешался Чарльз:

— Просто замечательный образ двух повешенных! У вашего воображения сочные краски. Мне очень понравилось, как вы изобразили наши вывалившиеся, распухшие и почерневшие языки. Только вот кое-какие детали неточны. Узлы неправильно завязаны, а у меня почему-то обе ноги левые.

— С какой стати я должен сносить подобные выходки, не говоря уж про мысленный зондаж? — Торстерн обращался только к Рейвену.

— Он не мог удержаться — и он прав. Садизм должен быть наказуем, — отрезал Рейвен, вышагивая из угла в угол под неотступным взглядом пленника. — Полагая, что Грейторикс — это вы, мы сначала говорили с ним всерьез и убеждали перестать защемлять Земле пальцы в дверях. Он же упорно кормил нас глупыми баснями, как привык делать, наверное, с пеленок. Мы честно предупредили его, что терпение наше имеет предел, но он продолжал дудеть в ту же дуду. И хоть делал это с завидным мастерством, он сам навредил себе из-за своих ограничений.

— Почему это? — спросил Торстерн, поведя кустистыми бровями.

— Поскольку он был не вы, у него не было права принимать от вашего имени важные решения. Он мог находиться исключительно в рамках той роли, которую так хорошо исполнял. Но в тех условиях его могла спасти только инициатива, проявить которую он не смел. — Рейвен сделал красноречивый жест и закончил: — Теперь он мертв.

— И вы об этом, конечно же, сожалеете?

— Сожалею? — Рейвен сверкнул серебристыми глазами. — С какой стати?! Меня это беспокоит меньше всего!

От этих слов по спине Торстерна пробежал холодок. Ему самому не раз приходилось рассчитывать чью-то смерть, и он сохранял при этом полное хладнокровие, но он никогда не обнаруживал его с таким постыдным бессердечием. Когда по его приказу ликвидировали какую-нибудь мелкую сошку, он всегда демонстративно и благопристойно скорбел о погибшем. Но если Грейторикса, практически невиновного, устранили столь безжалостно, как ненужный хлам…

— Кажется, кое-кто тоже имеет садистские наклонности. — съязвил он, как ему показалось, не без оснований.

— Вы не поняли. Мы не радуемся тому, что произошло, но и не скорбим. Назовите это полным безразличием.

— Практически это одно и то же, — сказал Торстерн и подумал, что пора воззвать к телепатическому патрулю, если тому случится оказаться поблизости. — Не знаю, как вы это сделали, но это убийство!

С кофейником и чашками вошла Мейвис. Она разлила кофе в три чашки, поставила тарелку с бисквитами и, не произнеся ни слова, вышла.

— Желаете поговорить об убийствах? — спросил Рейвен. — Несомненно, тут вам есть что порассказать.

«Грубый выпад, — подумал Торстерн. — Незаслуженный». На нем много грехов, но он никогда не был кровожадным монстром. Верно, он руководил тем, что вечно скулящие земляне считали необъявленной войной, но в действительности это было освободительное движение. Но ведь любая война, даже необъявленная, не обходится без жертв, и он не повинен в тех нескольких смертях, он сам издал приказ, что удары следует наносить исходя из минимума людских потерь и максимума экономических.

Убийства были неизбежны. И он одобрял только абсолютно необходимые, которые приближали осуществление его замыслов. Ни одного больше, ни под каким видом. И даже об этих он почти искренне сожалел. Он был самый гуманный завоеватель в истории, честно пытавшийся достичь наилучших результатов с минимальными жертвами.

— Не соблаговолите ли вы объясниться? Раз уж вы обвиняете меня в геноциде, я попрошу привести хотя бы один пример, один конкретный случай.

— Отдельные случаи остались в прошлом. Будущему вы уготовили более сильные средства, если, конечно, доживете до тех пор.

— Мой бог, еще один прорицатель! — мрачно причмокнув, воскликнул Чарльз, на этот раз без тени юмора.

Рейвен продолжал:

— Только вы знаете, насколько все это соответствует истине, как далеко вы готовы зайти, как высока цена, которую вы готовы заплатить, чтобы стать властелином своего мира. Это все записано в потайных, уголках вашего мозга. Черным по белому: никакая цена не является слишком высокой.

Торстерн не нашелся, что ответить. Удовлетворительного ответа не было. Он знал, чего хотел. Он хотел получить это по дешевке и по возможности без особых, хлопот. Но если из-за жесткого противодействия цена поднимется до небес, хоть в деньгах, хоть в жизнях, все-таки ее придется платить. Жаль, но придется.

Но сейчас, в руках этой вызывающей головную боль парочки, он был беспомощен. Они могли положить конец его амбициям, покончив с ним самим, как с Грейториксом. Он не сомневался, что они на это способны. Но цели их оставались для него неясными. Уж он-то бы на их месте не стеснялся…