Он ничего не сказал. Просто стиснул руки, словно сдерживаясь, чтобы не протянуть их к Рэд.

Она опустилась на край кровати.

– Я смотрела в зеркало, – резко сменив тему и оставив висеть в воздухе все невысказанные вопросы выбора и причины для того, чтобы покинуть Диколесье или оставаться в нем, произнесла Рэд. – У меня еще в прошлый раз возникло такое чувство, что Нив имеет какое-то отношение к тому, что происходит с лесом.

Эммон сдвинул брови.

– Я оказалась права. Нив – причина того, что страж-древа исчезают. Не знаю точно, как она это делает, но это она.

– Этого не может быть.

– Зеркало показывало мне правду раньше, значит, оно показывает мне правду и сейчас. Я должна узнать, что она делает, посмотреть, смогу ли я это остановить. И может быть, если она увидит меня, увидит, что со мной все в порядке, она каким-то образом сможет вернуть исчезнувших стражей на свои места.

Рэд потеребила подол рубашки Эммона, которая все еще была на ней.

– Я должна попробовать, особенно если больше ничего не могу сделать. Если ты не позволяешь мне больше ничего сделать. Меньше всего я хочу оставлять тебя здесь одного, но…

– Я здесь один уже очень давно, – низким, прерывистым, в противовес смыслу сказанного – почти умоляющим голосом произнес Эммон.

Она прикусила уголок губы, словно все еще чувствовала на нем вкус его поцелуя.

– Но ты не обязан быть все время один.

На мгновение между ними повисла тишина, тяжелая, как сталь, и хрупкая, как стекло. Глаза Эммона в отсветах камина заблестели слишком ярко, и он чуть отвернулся, чтобы это не было так сильно заметно.

– Когда ты покинешь Крепость?

– Через пару дней. Хочу еще немного потренироваться. Убедиться, что моя сила полностью подчиняется мне. – Рэд сглотнула. – Наш брак сильно поспособствовал этому, но, похоже, сейчас я могу заставить ее делать то, что хочу, только тогда, когда… когда я нахожусь рядом с тобой.

Что-то непонятное промелькнуло в глазах Эммона.

– Правда?

– По моим наблюдениям, да.

Они обменялись взглядами, в которых ясно читалась надежда каждого, что другой возьмет на себя труд как-то облечь в слова ту взаимную теплоту, которую оба испытывали друг к другу.

– Что ж, тогда завтра потренируемся. Но сначала тебе нужно поспать. – Эммон кивком указал на кровать.

Потом отвел глаза и двинулся к своему смятому одеялу, которое валялось у стены. Несмотря на жарко пылавший в камине огонь, в комнате было прохладно. Плечи Волка затряслись от холода.

– Тебе не обязательно спать там все время.

Его спина напряглась.

Рэд имела в виду не то, что он услышал. Она тяжело вздохнула, комкая простыню. Но слово не воробей, вылетит – не поймаешь. Эммон ссутулился, и в каждой линии его тела читалось, что еще немного – и он просто убежит из комнаты.

– Я имею в виду, – быстро сказала Рэд, – если ты хочешь лечь у камина, то можешь сделать это. Здесь холодно. Нет смысла мерзнуть у стены.

Мысленно она проклинала себя, уверенная, что своим неосторожно высказанным желанием разрушила все то почти неосязаемое, что прорастало между ними, то, что им удалось собрать воедино. После того как Эммон так резко вырвался из ее объятий в лесу, то почтительное расстояние, на котором он держался, – все это сбивало с толку. Рэд больше не понимала, что между ними происходит.

«Не так уж много от меня остается, чтобы поделиться с другим человеком», – сказал он однажды.

После того что произошло сегодня, Рэд и не знала, как сказать ему, что возьмет все, что он может предложить. Не была уверена, когда это знание прокралось в нее. Это случилось где-то между их странной свадьбой, уроками магии и спасением жизни друг друга.

Может быть, если она сходит к Нив, узнает, чем занимается ее сестра и как это остановить, укрепит растрепавшиеся узы их сестринства – после этого она и Эммон смогут выяснить, что происходит между ними.

И чем это может стать.

Эммон бросил на нее быстрый взгляд искоса, сгреб одеяло в охапку и перенес его к камину, устроившись между ним и кроватью – но ближе к камину, чем к кровати.

Рэд свернулась в клубочек под простынями, краем глаза непрерывно наблюдая за каждым движением Эммона – как он крутит головой, устраиваясь поудобнее, как складывает на груди руки с этими длинными, покрытыми шрамами пальцами.

– Я вернусь, – сообщила Рэд потолку, потому что он был единственным, кому она могла адресовать свои спутанные мысли. – Не хочу оставаться в Валлейде.

Эммон не ответил. Рэд начала засыпать, медленно дрейфуя на темных волах подсознания.

– Может быть, тебе стоит остаться там, – пробормотал Волк в темноте.

Когда Рэд проснулась, Эммон уже ушел. На полу лежало скомканное одеяло, а на столе – записка, сделанная его неровным почерком: «В башне».

Рэд быстро оделась – ее новые гетры, его рубашка, потому что от старых привычек так сразу не откажешься, – провела пальцами по волосам, распутав самые крупные узлы, но не став заплетать. Она осторожно спустилась по лестнице, сосредоточившись, чтобы не поскользнуться на скрытых подо мхом краях ступеней. Сиреневый свет заливал буйство ветвей над обломками камней – раньше это место было коридором, – придавая им восхитительный вид.

Когда Рэд добралась до башни, дрожа от утреннего холода, Эммон уже был там. Он прислонился к украшенному резьбой подоконнику, держа в одной руке чашку, в другой – книгу. При появлении девушки Волк кинул на нее короткий взгляд и крепче стиснул чашку. Впрочем, Рэд тоже получила кофе, и даже со сливками. Она едва прикоснулась губами к напитку и скользнула в кресло. Одинокая ветка лежала посреди стола, небольшие веточки, отходившие от нее, загибались подобно когтям. Там, где они отходили от основной ветви, виднелись небрежные полосы серебряной краски.

– Это для красоты?

Эммон со стуком закрыл книгу и сунул под мышку.

– Не совсем.

Он поднес чашку ко рту, отчего его рубашка приподнялась, обнажив бледную, покрытую шрамами кожу на животе. Рэд тоже отхлебнула свой кофе и обожглась. Эммон допил, поставил свою чашку на стол рядом с веткой и указал большим пальцем на серебряные полоски:

– Я ее покрасил здесь, чтобы видеть, насколько вырастут ветви. Отметки, по которым можно будет судить о твоих успехах.

– Эта ветка не может расти. – Рэд сделала еще один, более осторожный глоток. – Она сухая и мертвая.

– Колючий куст – ну тот, вчера, – тоже был мертвый и сухой, – возразил Эммон.