Итак, я согласился на предложение Меньшова и вскоре оказался в гостях у Зюганова в доме из бежевого кирпича неподалёку от Белорусского вокзала. Теперь такие дома именуют элитными, а тогда называли – «цековскими». По советским понятиям жилплощадь у вождя постсоветского пролетариата была роскошная, четырёхкомнатная, улучшенной, как говорили, планировки. Символично, что чуть ли не на той же лестничной площадке жил до недавнего времени и Борис Ельцин, позже переехавший в элитный дом на Рублёвке, куда переселились и его присные. Квартира Зюганова была обставлена в полном соответствии с дефицитными грёзами неизбалованного советского потребителя: импортная мебель, хорошая видеотехника и много-много книг, в основном собрания сочинений – корешок к корешку. Никаких излишеств вроде антиквариата не припомню.

Под нацеленными камерами мы расселись за большим семейным столом, накрытым к чаепитию. Сам Геннадий Андреевич был в домашней рубахе, а его лицо, обычно зловеще искажённое продажными операторами, светилось милым русским добродушием. Под стать мужу оказалась и Надежда Васильевна, супруга красного супостата, немолодая, но милая, умная, тактичная женщина. Понравились мне и дети вождя Андрей и Татьяна – красивые, сдержанные, воспитанные.

– Не обращайте на камеры внимания! Нас тут нет… – твердил, бегая вокруг стола, Меньшов. – Просто беседуйте, общайтесь!

Мы и беседовали – о жизни, о семье, об искусстве и, конечно, о политике, общались свободно, тепло, по-домашнему. Я увидел другого Зюганова – мудрого, убедительного, спокойного, заботливого и совсем не страшного. От него веяло не жаждой реванша и возмездия, а неколебимой верой в справедливость. Меньшов потирал руки:

– С такой картинкой, ребята, мы перевернём выборы!

Думаю, он был не так уж далёк от реальности. К тому времени рейтинг ЕБН упал до нескольких процентов, все надежды возлагались на умельцев вроде Глеба Павловского, на доминирование в СМИ, на демонизацию соперника, на манипуляции общественным сознанием.

Ельцинские 35 процентов в первом туре выглядели как явное насилие политтехнологий над здравым смыслом. Однако на тех, кто наконец оценил утраченные блага социализма, враньё и передёргивание фактов уже не действовали: попробуй-ка снова обмануть шахтёров, превратившихся из рабочей элиты в чумазых люмпенов. Всех колеблющихся уже облапошили в первом туре, исчерпав до дна резерв сомневающихся. В этой ситуации показ нашего фильма на Первом канале, который смотрели по всей стране, включая глухие деревушки, аилы и стойбища, мог бы радикально повлиять на итоги голосования во втором туре. Надёжные способы подтасовки голосов тогда только разрабатывались, компьютерная техника ещё не подоспела на помощь мошенникам, а в избирательных комиссиях на местах сидело немало явных и тайных сторонников КПРФ. Мы чуяли пряный запах скорой победы.

– Владимир Валентинович, как думаете, что сделают с Ельциным?

– А что тут думать-то? Вы, Юра, об этом уже написали. Как там у вас это называется?

– СОСОД… Строго охраняемый садово-огородный демгородок…

– Вот-вот!

Кстати, не знаю, как Меньшов (киношники редко работают даром), но мне никакого гонорара никто даже не предлагал, а я, хоть и нуждался тогда в средствах, спросить постеснялся: так нас воспитали партия и комсомол.

Видеохроника последних предвыборных дней запечатлела еле живого Ельцина, он уже не плясал на подиумах с молодёжью, а еле ворочал языком, с трудом поднимая опухшие, как у Вия, веки. Говорят, ЕБН перенёс на ногах ещё один инфаркт и не случайно сразу после победы лёг по нож американского кардиохирурга Дебейки, на сутки отдав ядерный чемоданчик Черномырдину. (Кстати, именно тогда мне впервые пришла в голову мысль написать что-нибудь о злоключениях «атомной кнопки», что я и сделал спустя двадцать лет, сочинив апокалиптическую комедию «Чемоданчик», поставленную не только в Москве, но и в Белграде.)

Зюганов же, наоборот, выглядел энергичным, решительным, и его рейтинг рос стремительно, как молодой бамбук. Наименее замаранные бизнесмены и не запятнанные кровью 93-го силовики потянулись в штаб-квартиру КПРФ, предлагая деньги, помощь, услуги. Появление в эфире нашего ролика про домашнего, обаятельного, доброго Зюганова могло стать знаком коренного перелома в кампании, сигналом к сносу «оккупационного режима». И тут мне позвонил потрясённый Меньшов.

– Юра, Эрнст снял наш фильм из сетки!

– Как? Он не имел права, это беззаконие, это чёрт знает что такое…

– Я сказал Геннадию то же самое. Надо собирать пресс-конференцию с нашими и зарубежными журналистами. Устраивать мировой скандал, выводить народ на улицы!

– А он?

– Согласился и поехал в избирательную комиссию. Юра, выступите, если что, на пресс-конференции?

– Выступлю.

Меньшов вышел на связь через день и мрачно предложил встретиться. Я приехал к нему на Тверскую – Ям-скую. Режиссёр жил в доме из того же бежевого кирпича, получив жильё от Моссовета после триумфа фильма «Москва слезам не верит». На первом этаже располагался дворец бракосочетания. В квартире он ни о чём говорить не стал, кивнув на телефон. Мы вышли на солнечную улицу, сели на лавочке возле загса.

– Геннадия позвали на самый верх, выше не бывает… – тихо сообщил Владимир Валентинович, – и объяснили: фильм не покажут ни при каких условиях. Даже если коммунисты победят, власть им не отдадут, а партию разгромят, начнут с семьи Зюганова, введут чрезвычайное положение. Лебедь готов взять репрессии на себя. Запад поддержит…

– Не решатся!

– На расстрел Белого дома ведь решились же. Им терять нечего.

– И что ответил Зюганов?

– Он сказал: теперь главное – сохранить партию. Это не последние выборы. К тому же ЕБН очень плох, каждый день под капельницей.

– Значит, струсили?

– Значит, так. М-да, «настоящих буйных мало». Гена оказался из смирных. А Ельцин буйный, потому и выигрывает.

– Как думаете, Владимир Валентинович, нас-то за этот фильм не потянут?

– Бросьте, Юра, им тогда надо полстраны пересажать, – рассеянно ответил Меньшов, памятливым режиссёрским оком озирая молодожёнов, выходивших из загса в окружении родни, подружек и шаферов.

Невеста была на диво хороша, и жених смотрел на неё страстно, он явно думал не о скорых выборах, а о первой брачной ночи. Через несколько летя вспомнил эту весёлую толпу у загса, глядя сцену свадьбы Алентовой и Гаркалина в комедии «Ширли-мырли». Жаль, мастер убрал в последнем варианте эпизод, когда Кроликов, спасаясь от преследования, забегает в душевую, где тесно моются голые баскетболистки. Впечатляло…

На выборах 3 июля Ельцин набрал 53 процента, а Зюганов – 40, но ходили упорные слухи, что результаты подтасованы. Кстати, Дмитрий Медведев, выступая в 2012-м перед «внесистемной» оппозицией, открыто признал, что в 1996 году «победил кто угодно, но не Борис Николаевич». Думаю, Медведев – человек осведомлённый нему можно верить. Сторонники горячо подбивали проигравшего Зюганова подать в суд, призвать к гражданскому неповиновению, обратиться к мировому сообществу, но он предпочёл сохранить партию и её парламентский статус. Если бы Ленин в 1918 году повёл бы себя так же, то Деникин в 1919-м въехал бы в Москву под звон колоколов, развесил бы вожаков на фонарях и перепорол бы в назидание пол-России.