У Мары побежали мурашки по спине. Внезапно она помрачнела.

– Давайте надеяться, доктор, что Морган Робертсон не был вдохновлен промнезией, когда сел писать свой роман «Титан»… Вы не возражаете, если мы сядем? У меня голова раскалывается.

Головная боль еще не прошла, в висках стучало, когда они с Гордоном вернулись в свой номер. На большой двуспальной кровати она тесно прижалась к нему, касаясь щекой его груди.

– Гордон, приласкай меня, я хочу быть как можно ближе к тебе.

– Чудесно, – хмыкнул он. – Наше боевое крещение на корабле. Подумать только! Заняться любовью на океанском лайнере в первую же ночь! Разрази меня Юпитер, я хотел бы знать, скольким пассажирам пришла в голову эта блестящая идея. Думаю, Джону Джекобу. Его половина выглядит так, словно ее любимое занятие – поваляться на сеновале с мужчиной.

– Не будь циником и сквернословом, Гордон.

Она выскользнула из своей атласной ночной рубашки и села на него верхом.

– У меня такое ощущение, что сегодня я должна проявлять инициативу.

– И быть изобретательной.

И она ласкала и ласкала его, чувствуя, как нарастает желание. Жаркая волна понесла их навстречу друг другу.

– Это было восхитительно, – прошептала она, когда они лежали рядом, усталые и умиротворенные.

Он ущипнул ее за ягодицу.

– Достойное окончание прекрасного дня и наш талисман на благополучное плавание до самого Нью-Йорка, и будь он неладен, этот чертов парень, этот писака!

Мара улыбнулась:

– Я была просто дурой, зря подняла такой переполох.

Они уснули тихо и мирно.

Утро встретило их ослепительным солнцем, сияющим на лазурном, без единого облачка небе, а океан был спокоен, как озеро.

– Воздух здесь просто целебный, – сказала Мара, обращаясь к миссис Астор, когда они обе лежали в шезлонгах на палубе, наслаждаясь закуской, которую им подали до полудня, – можно было выбирать: чай с кексом или бульон с солеными крекерами. Их мужья в это время совершали прогулку по палубе.

– В такую погоду невозможно даже представить себе появление какого-то айсберга, – обронила как бы невзначай миссис Астор, но Мара почувствовала в ее тоне не улегшееся еще беспокойство.

Следующий день показался им еще лучше предыдущего. Маре было настолько тепло, что она не стала кутаться в одеяло, лежа на палубе. На все время путешествия «Титаника» метеорологическая служба Канады предсказывала хорошую погоду – вплоть до окончания путешествия в Нью-Йорке.

Они прибыли в Грэнд-Бэнкс в ночь на воскресенье 14 апреля, взяв оттуда курс на юго-запад, то есть на Нью-Йорк.

Первый помощник капитана мистер Мёрдок, направляясь на мостик, остановился у рубки радиста Джона Филлипса.

– Что слышно, мистер Филлипс?

– Ничего особенного, сэр… На севере, правда, появилась целая россыпь мелких льдин. Но ближайшая к нам, насколько я понял, более чем в двухстах милях отсюда.

Мёрдок улыбнулся:

– Нет причин для беспокойства. Доброй ночи, Филлипс.

Чеканя шаг, он прошел по палубе на мостик, насвистывая какой-то веселенький мотивчик. Его несколько удивило присутствие в рубке мистера и миссис Юинг. Она зябко куталась в соболье манто.

– Добрый вечер, – приветствовал он чету. – Вас интересует, как живут другие обитатели плавучего дома?

– Лейтенант Лайтоллер был так любезен, что пригласил нас посмотреть, как команда управляется с таким гигантом, как «Титаник», – ответил мистер Юинг.

Мёрдок рассмеялся:

– Все делается с помощью зеркал. Я не шучу, хотя мы используем ряд современных приборов, как, скажем, гироскоп и прочее сложное навигационное оборудование. А практически корабль плывет сам… – Он повернулся ко второму офицеру: – Как дела, лейтенант Лайтоллер?

– Вода как зеркало, сэр. По мне, слишком уж спокойная.

– А вы бы предпочли плыть по бурному морю? – с любопытством спросила Мара.

– Ну не совсем так, мадам. Слишком уж бурного моря я не желал бы, но оно должно быть живым, активным. Видите ли, для моряка океан то же, что пласт породы для геолога. Многое можно узнать по тому, как море ведет себя. Оно как живое существо, которое дышит. И по волнам вы можете прочесть, узнать многое. Если ночью случится непогода, мы сумеем примерно рассчитать, какова будет сила шторма, изучив следы бурунов. Море можно обозревать на расстоянии в несколько миль, но не сегодня вечером. Нынче оно гладкое, как пруд.

– Вы опасаетесь айсбергов? – спросила Мара, ее лоб прорезала морщинка. – Если я поняла правильно, ближайший к нам находится на расстоянии двухсот миль.

Гордон обнял ее за плечи.

– От меня не укрылось, – он бросил взгляд на группу офицеров, – что сегодня вы удвоили число смотровых. К чему, если вы не ждете неприятностей?

Офицеры обменялись взглядами, и Мёрдок чуть снисходительно пояснил:

– Дело в том, мистер Юинг, что в море всегда следует быть начеку, особенно в такую ночь, когда нет луны, а вода спокойная.

– Но ведь горят яркие звезды. Клянусь Юпитером, кажется, они спускаются прямо в воду!

И в самом деле, гроздья звезд и созвездий буквально висели над головой. Создавалось впечатление, будто «Титаник» находился в центре гигантского колеса, светящиеся спицы которого как ножи пронзали тьму ночи и спускались к гладкой поверхности воды, сходясь в одной точке на корабле. Зрелище поистине фантастическое.

– Мы называем это фосфоресцентной стагнацией, – сказал Мёрдок.

– Ладно, я отправляюсь спать, – сказал Лайтоллер. Он отсалютовал Гордону и Маре, приподняв фуражку. – Доброй ночи, миссис Юинг, мистер Юинг. Желаю спокойного сна.

Мара и Гордон остались на палубе, им все здесь нравилось – как внимательно смотрел вперед рулевой, с какой заинтересованностью, граничившей с одержимостью, изучали карты Мёрдок и другие офицеры. Время шло быстро, приближалась полночь, когда Мара, взглянув на часы, висевшие на стене, вздрогнула.

– Боже милостивый, Гордон, боюсь, что мы бестактные гости, так долго задержались здесь.

– Верно. Спустимся в главный салон и выпьем по рюмочке, а потом – спать.

Галантный Мёрдок улыбнулся:

– Приятно было принимать вас на мостике, миссис Юинг. Мне жаль, что я не смог уделить вам больше времени.

– Вы были очень любезны, лейтенант, – ответила ему улыбкой Мара.

Он вышел из рубки проводить гостей. Сказал, прощаясь, что намерен закончить свое дежурство здесь, у поручней, – отсюда лучше видимость, огни рубки не мешают просматривать морскую гладь до самого горизонта.