— Хочу тебя, Рыжая, — сказал я грубым голосом.

— Я... тоже хочу тебя, — сказала она.

Откинув голову назад, чтобы видеть ее глаза, я сказал:

— Хочу взять эту киску, эту гребаную израненную душу и это сердце. Ты согласна?

Губы Фиби задрожали, глаза наполнились слезами. Мое гребаное горло сжалось от этого зрелища.

— Да, — сказала она со смешком сквозь слезы. — Я хочу этого.

Она подняла голову и поцеловала меня в губы.

— Возьми меня, — сказала она мне в рот.

Застонав, я толкнулся вперед, мой член скользил внутри нее, сантиметр за сантиметром, пока я не достиг цели.

— Твою мать! — зашипел я, когда ее киска обвилась вокруг меня.

Фиби откинула голову на подушку, и ее пальцы сжали мой затылок. Я уткнулся лицом в ее шею, вдыхая ее сладкий аромат, двигая бедрами.

Мои мышцы спины и рук напряглись, пока я раскачивался в ней назад и вперед. Медленно и неторопливо. Наше дыхание было затрудненным. Руки Фиби упали с моей шеи, и с ее губ сорвался хриплый стон. Я поднял голову. Мне нужно было увидеть ее лицо. Мне нужно было, чтобы она знала, кто ее трахает. Мне нужно было следить за ее глазами.

Я сглотнул, когда сделал это. И, бл*дь, чуть не сломался, когда увидел глаза, полные слез, медленные капли, падающие по ее щекам, в то время как я продолжал нежно двигаться, наполняя ее снова и снова, спокойно, мягко трахаясь.

— АК, — беззвучно произнесла она.

Ее ресницы были влажными, а губы дрожали.

Я почувствовал, как стенки ее киски сжимают мой член, и задвигал бедрами быстрее. Но я не сводил с нее глаз, а она не сводила с меня. Мое дыхание сбилось, когда я увидел, как вспышка красного пробежала по ее шее и груди. Ее бедра покачивались напротив моих, и, черт возьми, это было невероятно. Она запустила пальцы в мои волосы, затем скользнула ими вниз и нежно обхватила мои щеки. Ее губы приоткрылись. Я почувствовал, как ее киска сжалась, когда она кончила с долгим, мягким стоном. Ощущение ее оргазма, вид ее лица и эти чертовы руки на моих щеках заставили меня последовать за ней. Мои руки сжались в кулаки, когда я кончил, толкаясь в нее. Я замер, застонав, но не сводя с нее глаз. Она погладила меня по щекам, а я расслабил руки и перевел дыхание.

Поцеловав ее, я ощутил соленый вкус ее слез во рту, на языке. Но я целовал ее и целовал, пока у меня не осталось другого выбора, кроме как вырваться и перевести дух. Я прижался лбом к Фиби и закрыл глаза. Понятия не имею, как назвать то, что мы только что сделали, но это был не просто трах.

Словно прочитав мои мысли, Фиби прошептала:

— Мы занимались любовью.

Я отпрянул назад. Ее глаза были широко раскрыты.

— Так оно и было, не так ли? Мы занимались любовью?

Я сглотнул, не зная, что на это ответить. Любовь?..

— Я слышала об этом, но никогда не верила, что это может быть правдой.

Она улыбнулась, ее нижняя губа задрожала. Больше всего на свете мне хотелось обнять эту сучку и сказать ей, что все будет хорошо.

— Никогда раньше такого не было, по крайней мере, у меня. Это было совсем по-другому. С тобой я совсем другая. Я... — Она на мгновение задумалась. — Я обрела покой.

Она нахмурила брови.

— В этом есть смысл? Что ты приносишь мне покой?

— Да, — сказал я и, наблюдая за ее лицом, понял, что она сделала то же самое со мной. — Ты тоже даешь мне покой.

Судя по ее широкой улыбке, можно было подумать, что я только что сказал ей, что являюсь ответом на все ее молитвы. Проклятье, я уже начал задаваться вопросом, станет ли она ответом на мои.

Фиби проследила линии моих татуировок, а затем, черт возьми, взорвала меня, когда сказала:

— Что, если это просто тьма перед солнцем?

— Что?

— Что, если мы заперты во тьме, АК? Мы оба заперты в темноте нашего прошлого. Вместе. И, может быть, нам нужно выдержать какое-то время во тьме.

Я сглотнул, не сводя с нее глаз.

— Но однажды наступит рассвет. Тьма уйдет, и в комнату хлынет солнечный свет. Восход солнца, АК. Только представь.

Она улыбнулась и чуть не разбила мне сердце.

— Мы можем встретить рассвет... вместе.

— Да, — сказал я, не в силах выкинуть из головы слово «рассвет».

Я хотел этого. Хотел увидеть гребаный рассвет. Хотел, чтобы это было с Рыжей.

— AK? — Она убрала мои волосы за ухо. — Мы можем остаться здесь подольше?

— Да, — сказал я, зная, что у нас есть еще одна неделя, которую мы можем провести здесь.

— Хорошо.

Поэтому я снова занялся с ней любовью, прежде чем мы заснули.

И ни один кошмар не тревожил меня.

***

Я проснулся в одиночестве, моргая в темноте вечера. Все еще чувствуя себя разбитым от вчерашней ночи, от того, что поделился с кем-то своим испорченным прошлым, я вышел из спальни. Фотографии исчезли, шкаф был закрыт, но не на замок. Разбросанная еда была убрана. Но посмотрев на стену, у меня перехватило дыхание.

Две фотографии.

На стене висели две фотографии, удерживаемые маленькими гвоздями.

Зейн и Девин на одной и Тина, Дев, Зейн и я на другой. Я не слышал, как она подошла ко мне, но ее рука обняла меня сзади, и она прижалась поцелуем к моей обнаженной спине.

— Они заслуживают того, чтобы на них смотрели, — тихо сказала она и подошла к стойке.

Она взяла что-то в руки и вернулась ко мне. Я попытался разглядеть, что это было, но она встала на цыпочки и натянула какой-то шнурок мне через голову. Что бы это ни было, но пахло оно чистящим средством. И когда я почувствовал знакомое ощущение металла на своей коже, я понял.

Жетоны Девина.

Мое сердце билось слишком быстро, и я не осмеливался посмотреть вниз.

— На них было имя твоего брата. Они выпали из шкафа, когда я складывала все на место. — Она сделала паузу. — Не думаю, что это произошло случайно. Я думаю, это значит, что ты должен носить их с гордостью.

Я