— Я к этому никакого отношения не имею, — ответил Негро.

— Я не стукач и никогда им не был. Я ни на кого не донес ни когда мы виделись в первый раз, ни позже, с какой стати я буду делать это сейчас? Поговори со своими командирами, скажи, что я хочу встретиться с кем-нибудь из них и хотя бы объяснить им, что мне нужно на этот раз и что я собираюсь делать…

Негро долго смотрел на него, явно изучая выражение глаз, мимику и голос собеседника, и, судя по всему, остался доволен увиденным. По крайней мере Рольф Карле заметил перемену в его поведении.

— Я загляну к тебе завтра, Негро, — сказал он.

На следующий день он снова зашел в то же кафе, и так продолжалось почти месяц; наконец ему удалось договориться о встрече с одним из партизанских командиров и объяснить свои намерения. Руководство партии, которая возглавляла вооруженную борьбу, посчитало, что контакты с Рольфом Карле могут быть полезны; его репортажи были сняты всегда профессионально и объективно, сам он имел репутацию человека честного, имел доступ на телевидение и считался другом Аравены; по всему выходило, что если удастся произвести на него хорошее впечатление, то он сработает на создание положительного образа революционеров в общественном мнении, а что касается риска, то можно было сократить его до минимума, продумав, как организовать все меры предосторожности.

— Нужно информировать народ о достигнутых успехах, это привлечет к нам новых союзников, — говорили руководители повстанцев.

— Не надо волновать общественное мнение, не желаю слышать ни единого слова о партизанах, нужно покончить с герильей как можно тише, не привлекая к военным операциям лишнего внимания. Эти бандиты поставили себя вне закона, а значит, так с ними и нужно обращаться, — такой точки зрения придерживался президент республики.

На этот раз поездка Рольфа Карле в охваченные партизанской войной районы не напоминала ни легкую прогулку на пикник, ни школьный поход с рюкзаком за спиной. Немалую часть пути он проехал с завязанными глазами, еще какое-то время его везли в багажнике, где он чуть не задохнулся и едва не потерял сознание от жары; затем его повели куда-то через лес темной ночью, естественно не объясняя, где он находится и куда держат путь его проводники; они, кстати, сменяли один другого, но никто из провожатых не был расположен беседовать с журналистом, а ему самому строго-настрого запретили о чем-либо их расспрашивать. Неожиданно его оставили на два дня в какой-то деревушке и лишь переводили из сарая в сарай и из курятника в погреб. Судя по всему, дальнейшее продвижение оказалось невозможным из-за очередной операции правительственных войск. Армия к тому времени получила немалый опыт борьбы с партизанами, и солдаты шли на боевые операции хорошо подготовленными: подчас им удавалось загнать повстанцев в угол. В каком-то районе на всех дорогах выставлялись блокпосты, обеспечивалось интенсивное патрулирование, происходили повальные обыски и прочесывание местности. Не дремала и разведка. Уходить из подвергающихся зачисткам районов партизанам становилось все труднее. В распоряжении оперативных штабов находились отряды специального назначения, выстоять против которых в открытом бою было очень трудно. Среди повстанцев ходили слухи, что именно в расположении частей спецназа организованы лагеря для военнопленных, где захваченных партизан пытают и расстреливают без суда и следствия. Армейская артиллерия методично обстреливала горы, и нередко базы повстанцев несли огромные потери. Держаться становилось все труднее, а команданте Рохелио с неизменным упорством твердил своим подчиненным: соблюдайте этику революционной борьбы; там, где мы, нет места мародерству и злоупотреблениям; уважайте местных жителей, платите за все, что берете у них, пусть народ увидит разницу между нами и солдатней, пусть люди поймут, как они будут жить на территории, освобожденной Революцией. Рольф Карле, при всей своей информированности, даже не подозревал, насколько серьезно обстоит дело: на очень небольшом расстоянии от столицы шла, оказывается, самая настоящая война, но для официальных средств массовой информации эта тема была запретной. Народ мог узнать, что происходит в районах, охваченных партизанской борьбой, лишь по сообщениям подпольных радиостанций, передававших в эфир сводки новостей о взорванных трубопроводах, взятых штурмом железнодорожных переездах и выведенных из строя дорогах, о засадах на горных тропах, в которые попадали отряды правительственных войск.

Пять дней Рольфа Карле перевозили, переводили и перетаскивали с места на место, как мешок с каким-нибудь барахлом; на шестой день он вслед за своими проводниками отправился в путь вверх по склону какой-то горы. Дорогу пришлось прорубать при помощи мачете, еды с собой не было, и к концу дня он успел устать до смерти, перепачкаться с ног до головы, а его лицо буквально опухло от комариных укусов. Наконец проводники вывели его на небольшую поляну посреди леса, приказали ни в коем случае не разводить костер и не шуметь, а затем оставили одного. Ждать пришлось долго; одиночество скрашивали лишь обезьяны, скакавшие по веткам на опушке и дравшие горло по поводу появления в такой глуши человека. Уже в сумерках, когда его терпение было на исходе, на поляну из чащи вышли двое грязных молодых бородачей с винтовками в руках.

— Добро пожаловать, товарищ, — приветствовали они его, широко улыбаясь.

— Давно бы так, — измученно улыбнулся он в ответ.

* * *

Рольф Карле успел снять единственный в стране полнометражный фильм о партизанах; вскоре после этого герилья потерпела военное поражение, оставшиеся в живых партизаны расстались с революционными иллюзиями и вернулись к мирной жизни; некоторые из них пошли на государственную службу и стали самыми обыкновенными бюрократами, кто-то пробился в депутаты, а кто-то занялся бизнесом. Некоторое время Рольф Карле провел с отрядом команданте Рохелио, передвигаясь вместе с бойцами по горам из одного лагеря в другой в ночное время и отдыхая, когда это удавалось, днем. Их постоянными спутниками были голод, усталость и страх. Жить в горах тяжело, выжить еще труднее. В качестве журналиста ему уже довелось быть свидетелем вооруженных конфликтов, но эта война, состоявшая из засад, неожиданных атак, постоянного ощущения, что за тобой наблюдают, к тебе подкрадываются, из чувства одиночества и безмолвия, показалась ему страшнее других. Общая численность партизан менялась день ото дня; организованы они были в небольшие отряды, которым легче всего было уйти от преследования и раствориться в сельве. Команданте Рохелио оставался то с одной группой, то с другой; он отвечал за весь фронт вооруженного противостояния. Рольф посещал занятия, которые устраивали для обучения новобранцев, сам помогал повстанцам монтировать радиостанции и устраивать медпункты; он научился ползать по-пластунски и терпеть боль; бойцы привыкли к соседству с ним и стали более разговорчивыми. Постепенно он начал понимать, какие идеи и чувства заставляли их идти на такие жертвы. В базовых лагерях герильи была установлена военная дисциплина, но в отличие от подразделений регулярной армии здесь не хватало всего: одежды, снаряжения, лекарств, еды, транспорта, средств связи. Не было даже нормальной крыши над головой. Дожди порой шли неделями, и бойцы не могли развести костер, чтобы обсохнуть. В сезон дождей у Рольфа возникло ощущение, что война идет в каком-то подводном лесу, растущем на морском дне; здесь, в горах, он все время ощущал себя канатоходцем, который идет через пропасть по гнилой веревке; смерть была повсюду.