Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На борту «Силанды», в четырёх полётах стрелы мористее, Флакон ощутил, как по телу прошла волна дрожи. Он развернулся рывком, устремляя взгляд на баковую надстройку «Пенного волка». Быстрый Бен в одиночестве, гордо выпрямившись, возвышался на носу, широко расставив руки в стороны, как при каком-нибудь треклятом жертвоприношении…
…вокруг Высшего мага внезапно вспыхнуло пламя цвета грязи, пронизанной золотом, и поток его рванулся вверх, всё выше и выше – так быстро, так яростно… боги меня побери… нет, терпение, глупец! Если они…
Шепча молитву, Флакон устремил всю свою волю в направлении волшбы, творимой Высшим магом… – помедленнее, болван. Помедленнее! Давай, углуби тон, сделай его гуще, растащи по бокам, это просто обратный оползень, да, ползёт вверх по склону, огонь подобен дождю, языки золотого безумия, да, вот так…
Нет, не борись со мной, будь ты неладен. Мне плевать, насколько ты напуган… паникой сейчас всё только испортишь. Будь внимателен!
Внезапно Флакон ощутил запах, затмивший собой всё прочее. Пахло… мехом. Мягчайшее прикосновение не вполне человеческих рук – и все отчаянные попытки Флакона пригасить бешеный энтузиазм Быстрого Бена перестали иметь значения, ибо воля его оказалась сметена в сторону, точно паутинка…
Калам, приютившийся на деревянных ступенях полубака, увидел, как Быстрый Бен с широко расставленными ногами медленно взмывает над палубой, словно незримая сила взяла его за тунику, притянула поближе к себе – а затем встряхнула.
– Во имя Худа, что…
Магия, поднявшаяся в ответ на вскипающий серый шторм напротив, была подобна земляной волне, насквозь пронизанной горящими корнями, вздымающейся, опрокидывающейся внутрь себя, необузданной и дикой, сдавленной чьей-то неумолимой волей… И когда он спустит её – на ту, другую… Худ милосердный, никто из нас этого не переживёт…
Ханради Халаг дюжину ударов сердца не мог сдвинуться с места, глядя на то, как дикий хаос Старшей магии пугающе вздымается навстречу творению эдурских чародеев – сотни с лишним эдурских чародеев… тогда как на малазанском дромоне, внезапно осознала Самар Дэв, глядя в сторону флагмана, это творил один-единственный темнокожий человек, паривший сейчас над носом корабля, широко раскинув ноги и руки.
Преда пошатнулся, но сразу же выровнялся и принялся выкрикивать приказы – повторяя раз за разом одно и то же и, точно пьяный, кренясь в сторону своих магов.
Они рухнули на палубу, как будто он сшиб их с ног мощными ударами, разлетелись во все стороны, извиваясь и исходя пеной и всеми другими жидкостями…
Гигантская серая стена взорвалась внутрь себя, извивающиеся щупальца растворились в воздухе или принялись хлестать по морской поверхности, вздымая ввысь фонтаны клубящегося пара и пены. Слитный рёв раздробился, потом начал затихать.
Колдовство обрушилось, цепи, соединявшие магов на разных кораблях, рассыпались в мерцании, а местами лопались с лязгом, точно это были настоящие железные звенья.
Палуба под ними накренилась, и все, кроме Карсы Орлонга, с трудом удержались на ногах.
Самар Дэв едва сумела отвести от него взгляд и вновь посмотрела на тёмную стену земной магии – которая тоже понемногу слабела… Да, возможно, эти эдурские глупцы и не остановились бы перед тем, чтобы применить такую магию невозбранно… но тебя, малазанец, – кем бы ты ни был – такая дурость явно обошла стороной.
Ханради Халаг, не обращая внимания на своих чародеев, корчащихся в нечистотах, продолжал выкрикивать команды, и летэрийские матросы – бледные, шепчущие молитвы – на подкашивающихся ногах расползлись по местам, чтобы взять курс на восток.
Мы уходим. Малазанцы не уступили. Он выстоял против них… о, маг, я расцеловала бы тебя… и не только. Боги, я бы…
– Что говорят эдуры? – спросил Карса Орлонг.
Хмурый таксилиец передёрнул плечами, потом сказал:
– Не верят своим глазам…
– Не верят? – прокаркала Самар Дэв. – Они потрясены, таксилиец. И сильно.
Тот кивнул, покосившись на Пернатую Ведьму, которая в свою очередь наблюдала за ними троими.
– Тоблакай, эдуры говорят, что у этих малазанцев… что у них Седа на борту.
Карса сдвинул брови:
– Не знаю такого слова.
– Зато я знаю, – сказала Самар Дэв. Она улыбнулась тёплому солнечному лучу, внезапно пронзившему облачную завесу, чтобы лечь на её лицо. – Скажи им, таксилиец, что они правы. Так и есть. Это Седа. У малазанцев есть Седа, и на что бы там сегодня ни рассчитывали эдуры в своём высокомерии, эти малазанцы не испугались. Скажи им это, таксилиец. Всё скажи!
Калам опустился на колени рядом с Быстрым Беном, пару мгновений всматривался в обмякшее лицо мага, лежавшего на палубе с закрытыми глазами. Потом ударил его по щеке. Изо всех сил.
Быстрый Бен выругался, свирепо уставившись на убийцу.
– Я тебя раздавлю, как букашку, Калам.
– Боюсь, что сейчас, – проворчал тот в ответ, – букашка пёрднет – и тебя, Бен, за борт снесёт.
– Помолчи. Я что, не могу спокойно полежать ещё немножко?
– Адъюнкт идёт. Медленно, правда. Идиот, ты слишком сильно выложился…
– Довольно, Калам. Мне нужно подумать. Подумать как следует.
– С каких это пор ты играешь со Старшей магией?
Быстрый Бен встретился взглядом с Каламом.
– С каких? Да ни с каких, недоумок.
– Чего?
– Это была иллюзия, Худ бы тебя побрал. Хвала богам, которые попрятались сейчас в своих обителях, что эти глупцы заглотнули наживку… но, знаешь, было ещё кое-что. Мне помогли. А потом помогли по-настоящему.
– В каком смысле?
– Не знаю! Дай подумать!
– Нет времени. – Калам отодвинулся. – Адъюнкт уже здесь.
Быстрый Бен рывком потянулся, ухватил Калама за ворот рубахи, притянул ближе.
– Боги, друг мой, – прошептал он, – я за всю свою жизнь так не боялся! Понимаешь? Это началось, как иллюзия. Да, но потом…
– Бен Адаэфон Делат, нам нужно поговорить. Немедленно.
Калам распрямился, встал и попятился, но Тавор жестом удержала его.
– О нет, убийца. Ты тоже с нами.
Калам замялся:
– Адъюнкт, этот разговор, что вы предлагаете… он не может быть односторонним.
Она нахмурилась и наконец медленно кивнула.
Скрипач стоял рядом с Флаконом, валявшимся посреди палубы.
– Эй, солдат.
Веки у того были сомкнуты, а при звуках голоса Скрипача он зажмурился ещё сильнее.
– Не сейчас, сержант, прошу вас.
– Солдат, – повторил Скрипач, – ты тут несколько, хм, замарался. Как бы помягче сказать… в паху.