Помнится, что в 1950-х годах Чжан Жуйцзи прислал письмо Мао Цзэдуну; в письме говорилось о том, что после возвращения домой у него возникли трудности. Почтенный Чжан был бойцом охраны со времени наших скитаний по северной части провинции Шэньси и с той поры все время служил во взводе охраны.

Он был человеком уже немолодым. После службы в охране Мао Цзэдуна и переезда в Пекин Чжан Жуйцзи вышел в отставку и вернулся в деревню обрабатывать землю. Он женился, и у него родился сын.

Мао Цзэдун питал особое пристрастие ко всему привычному, старому, прошлому. Прочитав письмо Чжан Жуйцзи, Мао Цзэдун немедленно распорядился выслать ему деньги.

Мао Цзэдун в быту постоянно проявлял заботу о тех, кто работал подле него. В книге учета доходов и расходов, которую я вел для него, была специальная графа: выделение средств в помощь нуждавшимся товарищам. Когда Мао Цзэдун оказывал помощь товарищам деньгами, то в том случае, если суммы выделялись из остатка зарплаты, эта ответственность падала на меня, а в том случае, если деньги брались из сумм, причитавшихся за издание рукописей, этим занимался секретарь Мао Цзэдуна.

В том случае, о котором идет речь, я выделил несколько сотен юаней из сумм, остававшихся от зарплаты, упаковал их в плотный пергаментный пакет; зная о том, что Мао Цзэдун проявляет особую заботу об этом деле, я, упаковав деньги, понес этот пакет на просмотр Мао Цзэдуну, чтобы на душе у него было спокойно.

Мао Цзэдун в этот момент читал документы. Увидев меня с пергаментным пакетом в руках, он принял его как обычное служебное письмо и хотел было извлечь содержимое, чтобы ознакомиться с ним.

– Это деньги для почтенного Чжана. Посмотрите, председатель.

Не успел я еще закрыть рот, как выражение лица Мао Цзэдуна изменилось; было такое впечатление, что нежданно-негаданно в руки ему попала мерзкая жаба. Он тут же отбросил пакет:

– Убери! Тебе поручено, ты и делай. Кто тебе велел приносить? – Мао Цзэдун нахмурил брови, стал тереть руки одна об другую, как будто бы пальцы его попали в грязь. – Я не дотрагиваюсь до денег; заруби это наперед! […]

8. Нравилось ли Мао Цзэдуну, когда все вокруг кричали ему «Вань суй!»?

Когда-то нравилось, а когда-то и не нравилось; бывали времена, когда он привыкал к этому, а бывало и так, что это его просто тяготило, ему надоедало это слушать.

Мне вспоминается фраза Мао Цзэдуна: «Нельзя без того, чтобы вы считали меня вождем; но нельзя, однако, и чтобы вы всегда относились ко мне как к вождю; это для меня непереносимо…» Он говорил это нам – довольно многочисленной группе его телохранителей и бойцов охраны. Дело было на отдыхе; он болтал и шутил с нами; некоторые из нас чувствовали себя при этом скованно; вот тогда-то он и произнес эти слова. […]

Следы деятельности Мао Цзэдуна были по всей стране. Но сам он не мог просто пройти по улице, не мог погулять в саду, в парке, не мог запросто пойти в кинотеатр, не мог по своей воле побывать в универмаге. Он был вождем народа, народ всей страны кричал ему: «Вань суй!». Однако он не мог свободно повидаться с кем-нибудь; в большинстве случаев это надо было заранее организовывать; и даже если в спецпоезде кто-то из обслуживающего персонала хотел повидать его, и тут это можно было сделать только с нашего согласия, то есть с согласия телохранителей. Его мысль была живой, для нее не существовало границ, а сам он не мог даже полететь на самолете. Ведь он был только одним человеком, которому в данном случае противостояло решение целого коллектива. Иной раз одним своим словом он мог изменить движение истории Китая. И в то же время, однако, даже сто фраз, сказанных им, не давали ему свободу пойти и, скажем, поесть где-нибудь в ресторане. […]

13 августа 1958 года Мао Цзэдун завершил посещения Нанькайского и Тяньцзиньского университетов как раз к обеду. Он настоял на том, чтобы мы отправились поесть в ресторанчик, и зашел в ресторан под названием «Чжэнъянчунь», что на улице Чанчуньдао. По сути дела, тут тоже была проведена соответствующая подготовительная работа; посторонние туда в это время попасть не могли; поблизости или в округе были расставлены посты.

Однако Мао Цзэдун все-таки вызвал сумятицу. Он подошел к окну и выглянул на улицу. И надо же так случиться, что именно в этот момент в доме напротив некая женщина, которая просушивала одежду, увидела Мао Цзэдуна. Она тут же изумленно и радостно возопила: «Председатель Мао, председатель Мао, да здравствует председатель Мао!»

С той поры как слова «Мао Чжуси» и «Вань суй!» («Председатель Мао» и «Да здравствует, десять тысяч лет жизни». – Прим. перев.) стали неразделимым словосочетанием, дело обрело следующий вид: когда кричали «Мао Чжуси», то непременно сопровождали это словами «Вань суй!», а когда кричали «Вань суй», то непременно произносили «Мао Чжуси». И тогда в один миг со всех сторон как мощные потоки стекались людские толпы; начинали греметь, возносясь к небесам, крики «Вань суй!». Хотя очень многие люди в этих толпах хотели увидеть Мао Цзэдуна, но на практике это им не удавалось. Эта ситуация отличалась от того, что я наблюдал в северной части провинции Шэньси в свое время. Когда там старые крестьяне кричали «Вань суй!», то у людей, а это были люди разного возраста, на лице каждого из них было свое индивидуальное свежее живое чувство. Когда же толпа в Тяньцзине кричала «Вань суй!», то индивидуального в этом было мало; у всех на лицах было написано выражение горячей радости или даже было выражение, которое можно назвать слепым.

Кипевшие людские толпы окружили ресторан «Чжэнъянчунь». Все улицы поблизости оказались запружены людьми; движение транспорта было парализовано, а постовые из транспортной полиции тоже теснились вслед за толпой, надеясь взглянуть на председателя Мао. Мао Цзэдун хотел пойти к людям, в массы, а мы, естественно, не соглашались на это. Да и в самом деле, какой смысл был в этой ситуации идти в массы? Ведь больше не было возможности, как это было в свое время в северной части провинции Шэньси, поболтать с крестьянами, когда они носили навоз и крутили мельничные жернова, так сказать, обследовать и изучить реальное положение в обществе. Между человеком и «божеством» могли быть только отношения поклонения с одной стороны, и оказания милости, благодеяния с другой стороны.

Тут не могло быть отношений равноправных участников диалога.

Итак, с часа дня или чуть позднее и до пяти-шести часов вечера, то есть на протяжении шести часов, мы находились в осаде.

Военный округ с помощью силы, то есть целого взвода солдат, пробился через людские толпы, подогнал автомашину марки «Варшава» к дверям ресторана «Чжэнъянчунь». Группа пышащих здоровьем бойцов без всяких церемоний под своей охраной посадила Мао Цзэдуна в автомобиль. Машина эта очень тесная. В обычных условиях Мао Цзэдун там внутри не смог бы разместиться. Однако в тот день бойцы насильно втиснули его туда. Затем по-прежнему бойцы впереди расчищали путь, а сзади подталкивали машину и так, наконец, прорвали окружение. После этого происшествия на месте событий были собраны семь с половиной корзин с обувью, головными уборами, авторучками и часами, которые потеряли люди в толпе.