Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Устаете ли вы на репетициях?
– Устаем, очень тяжело приходится. – Артистка прикрыла глаза и сказала: – Иной раз случаются несчастья.
– Какие же могут быть несчастья? – удивленно, не понимая, спросил Мао Цзэдун.
– Да как же. Вот я слыхала, что в одном театральном коллективе в Тяньцзине играли спектакль, который называется «Пес, лающий на Небо». Артистка, занятая в этом спектакле, отрабатывала боевые трюки, удар пяткой. Не остереглась, поскользнулась, упала, проткнула себе шею, проткнула прямо до…
– Ой-ой-ой, – лицо Мао Цзэдуна дернулось, на нем появилось выражение несдержанной боли. Он повернул голову в сторону, замахал рукой: – Не рассказывай; да не говори ты об этом… – Он перевел дыхание, пришел в себя, как будто бы хотел освободиться от мыслей об этой трагедии, поднялся и поспешно отошел в сторону.
Оркестр начал играть снова. Он, наморщив брови, сидел в стороне; не стал танцевать. […]
В-третьих, боялся, когда молят о пощаде.
Мао Цзэдун был крестьянским сыном; однако он никогда не был похож на того из наших предков из известной басни, который по простоте душевной отогрел на груди змею. Как ни просили о пощаде Чан Кайши или другие враги – политические и военные, ответ Мао Цзэдуна всегда был одним и тем же: «Лучше уж преследовать бандита до самого его конца; нельзя идти на сделку с совестью ради того, чтобы добиться славы».
Однако в определенном смысле он также действительно боялся, когда кто-то молил о пощаде, просил сжалиться над ним.
Когда мы находились в северной части провинции Шэньси, то есть в те годы, когда борьба была самой трудной, один из бойцов охраны не выдержал трудностей и бежал. Побег бойца охраны – это совсем не то, что побег бойца из обычной боевой части. Ведь бойцу охраны известно немало секретов. Что случится, если эти секреты станут известны противнику?
Войска охраны немедленно организовали поиск и в конце концов схватили беглеца. Связали и привезли назад. Товарищи, вообще-то говоря, ненавидели тех, кто дезертирует; им было ненавистно само понятие побег. Да и для того, чтобы его поймать, было затрачено немало усилий. Неудивительно, что против него готово было выплеснуться много ярости: «Избить его надо, сукина сына!», «Расстрелять подонка!».
Гнев, возмущение, крики встревожили Мао Цзэдуна. Он вышел из пещеры. Поглядел на связанного беглеца. Тот был очень молод. Лицо детское. Бледное-бледное. Все в слезах и соплях. Весь он был в пыли. От страха его безостановочно била дрожь. Услыхав требования расстрелять, он по-детски заплакал и закричал: «Пощадите, пощадите, пожалейте! Я не к врагу бежал, не к врагу. Я хотел домой. Прошу, пощадите меня!»
Мао Цзэдун, по сути дела, с ненавистью относился к предателям, с отвращением к дезертирам. Однако тут перед собой он увидел жалкого пойманного и возвращенного назад бойца. Он скорбно и сурово сдвинул брови, глаза его налились слезами. Он поднял руку и крикнул:
– Развяжите, развяжите, скорее развяжите его!
– Он дезертир…
– Этот негодяй…
– Какой негодяй? – Мао Цзэдун строго сдвинул брови. – Он еще ребенок. Скорее отпустите его, не пугайте дитя. […]
Мао Цзэдун изменил тон и продолжал в духе теплоты и увещевания:
– Дите еще малое, только-только начало принимать участие в революции, еще не хлебнуло горя. Он не выдержал, захотел домой; ну, посадишь ты его, так он разве не станет еще больше стремиться домой? И к тому же ведь он не стал предателем и не перебежал к врагу; он просто еще мал. Отпустите скорее. Если дать ему побольше чего-нибудь повкуснее поесть, так он и станет поменьше думать о доме. Вы слышали, что я сказал?
И тогда этого беглеца отпустили. И он не только не понес никакого наказания, но даже в течение нескольких дней его кормили наособицу; конечно же, этот боец охраны больше не сбегал. […]
5. Видел ли ты Мао Цзэдуна плачущим?
Мао Цзэдун был человеком твердой воли. Никакие переживания, никакие несчастья не могли выжать из него слезу. После того как в Корее на поле боя погиб его любимый сын Мао Аньин, он ничего не брал в рот, он не мог заснуть, и все сидел в одиночестве в кресле и непрерывно курил, но и тогда он не заплакал. В его глазах отражались потери, страдания, мысль, воспоминания, ненависть и гнев, в них не было только слез! Он так и не заплакал!
Однако в других случаях я действительно видел его глаза полными слез. Из уголков глаз катились слезы; он даже плакал в голос.
После того как я пришел на работу подле Мао Цзэдуна, я несколько раз видел слезы у него на глазах. В том числе наибольшее впечатление произвели три случая.
В тот период, когда создавалось наше государство, Мао Цзэдун любил смотреть спектакль – оперу «Князь Ба прощается с любимой наложницей». Он бывал на спектаклях этой оперы многократно. Причем хотел, чтобы и все другие руководители ЦК смотрели этот спектакль. Когда он видел, как князь Ба из княжества Чу проявлял недостаток героизма и в нем возобладали чувства привязанности к своим сыновьям и дочерям, как он прощался с любимой им наложницей Юй, ресницы у Мао Цзэдуна обычно дрожали, а в глазах появлялась влага. Он очень любил сильные чувства и их проявления. Как-то он пальцем надавил на пуговицу у меня на груди и прерывающимся сиплым голосом сказал: «Не уподобляйся чускому князю Ба; никто из нас не должен уподобляться ему!»
Мао Цзэдун любил смотреть спектакли, персонажи которых носили старинные одежды; он любил слушать арии из пекинских опер. Причем в разные периоды своей жизни питал пристрастие к различным оперным спектаклям. В то время, когда мы шли с боями по северной части провинции Шэньси, он любил послушать, а то и часто напевал арии из опер «Военная хитрость с пустым городом», «О том, как Чжугэ Лян ухитрился достать стрелы». Когда мы находились в Сибайпо и Мао Цзэдун руководил тремя великими сражениями, он, стремясь дать отдохнуть грудной клетке, расправлял плечи, расправлял грудь и слушал пластинки с записью пекинских опер. Любил слушать арию из оперы «Царство беззаботности» в исполнении Гао Синкуя, арию из оперы «Чэнь Лун отдает последний долг» в исполнении Янь Цзюйпэна, арию из оперы «Слезы на Дикой горе» в исполнении Чэн Шоцю. В радостном настроении он и сам тоже мог спеть несколько фраз из оперы «Встреча героев». В тот период, когда главные силы нашей армии форсировали реку Янцзы и вошли в Нанкин, он неоднократно смотрел оперный спектакль «Князь Ба прощается с любимой наложницей». В 1953 году он также несколько раз подряд смотрел оперу «Легенда о Белой змейке». Каждый раз, когда он смотрел этот спектакль, у него текли слезы, нос закладывало, он не мог дышать через нос.
Помнится, это случилось в 1958 году. Мао Цзэдун приехал в Шанхай. Руководители горкома партии, готовя программу отдыха для председателя, запросили его мнение. Мао Цзэдун подумал и сказал: «И все-таки давайте посмотрим «Легенду о Белой змейке».
Вечером, сопровождая Мао Цзэдуна, я приехал в Клуб кадровых работников Шанхая. Все зрители уже сидели на своих местах. Как только они увидели вошедшего в зал Мао Цзэдуна, все встали и начали хлопать в ладоши. Мао Цзэдун махал рукой и шел за сотрудниками, которые вели его в первый ряд. В первом ряду сидели руководящие кадровые работники горкома и городского правительства. Мао Цзэдун никогда не вел светских бесед с руководителями внутри партии. Он прямо прошел к своему месту, снова махнул рукой сидевшим позади зрителям и сел.