Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Наверное, это Гриша проснулся, – говорит Валерия Евгеньевна и ставит чашку на стол передо мной. – Пойду посмотрю, как он, и скажу, что к нему гость, – торопливо бросает она и выходит из комнаты.
Звучит глухой стук закрывающейся двери, а после доносится приглушенное бурчание. Прислушиваюсь и узнаю сбивчивую речь Гриши. Смешанные чувства пробегают мурашками по рукам, а желание поскорее уйти становится сильнее. Все перепуталось. Что правильно, а что нет? Кто виновник, а кто жертва? Непонятно, кого винить, а кого спасать, кого ненавидеть, а кого жалеть.
Утопающий всегда тянет кого-то за собой, потому что он… утопающий. Это не оправдание, а, скорее, объяснение поступков некоторых людей. В таких случаях важно понимать, что ты можешь сделать. Если можешь спасти, то спаси, а если нет, то плыви как можно дальше, иначе утонешь вместе с ним.
– Проходи, Елисей. Он тебя ждет, – слышу тихий голос Валерии Евгеньевны.
Поднимаюсь, выхожу из-за стола и медленно шагаю к открытой межкомнатной двери. Валерия Евгеньевна пропускает меня, глядя в пол, и возвращается на кухню. Делаю глубокий вдох и переступаю порог комнаты, где все это время прятался тот самый манипулятор, который устроил для меня книжные американские горки. Цветастые стены рябью бьют по глазам: постеры, рисунки, вырезки из журналов, вышитые крестиком картины с изображением животных. Стол завален книгами и вздувшимися тетрадями, у которых, очевидно, исписан каждый лист, а на диване сидит Гриша, упираясь локтями в колени. Его длинные волосы слипшимися иглами торчат в разные стороны, мятая футболка болтается на угловатых плечах.
– За-закрой… дверь, – говорит он.
Выполняю просьбу, а когда оборачиваюсь, Гриша уже стоит посредине комнаты. Он медленно приподнимает подбородок, и мне приходится сделать то же самое, чтобы смотреть ему в глаза.
– Ты п-пришел би-бить меня? – Гриша разводит руки в стороны. – Д-давай.
– Я пришел не за этим, – спокойно отвечаю я. – Может, сядем и поговорим?
– За-зачем? П-просто сделай, что д-должен, и ух-ходи.
Шагаю в сторону, откидываю одеяло и сажусь на диван. Гриша с опаской косится на меня, но через несколько секунд занимает место рядом.
– Ты видел эфир? – холодно спрашиваю я.
– Д-да.
– Понравилось?
Повисает короткая пауза, но ее убивает решительное и несокрушимое:
– Да.
– Легче стало?
Гриша опускает голову и шумно вздыхает.
– Что это изменило для тебя? – задаю я следующий вопрос. – Воспоминания исчезли? Жизнь стала другой?
Гриша сжимает руки в замок, его пальцы белеют:
– Те-тебе легко го-оворить! Ты…
– Что – я? Я не знаю, через что ты прошел?
– Это дру-гое! У… у тебя те-теперь есть все!
– И ты хотел это забрать, потому что… Что?
– По-потому что ты стал одним из них! Таким же! – выкрикивает он так четко, что звенит в ушах.
Собираюсь с мыслями и расслабляю плечи. Столько лет прошло, но Гриша словно застрял в том углу под лестницей. Маленький мальчик, который ненавидит сверстников и слишком боится их, чтобы бороться в открытую. Он привык быть в тени, привык убегать и прятаться, но злость и обида искали выход и нашли его.
– Гриш, если бы ты оказался на моем месте, перевелся бы в другую школу и там попал в компанию местной верхушки, то как бы поступил? Отказался бы от этого или нет?
– Я бы… я…
– Ах да, ты и так попал в эту верхушку, воплощая историю, которую придумала Катя. И как тебе? Круто быть главным?
– Я п-просто хотел быть но-ормальным! Хотел жить ка-как все! Чтобы были друзья, чтобы чу-чувствовать себя н-нужным!
– Считаешь, у тебя получилось?
– Я пи-писал тебе… – удрученно произносит он.
– Не помню ни одного сообщения.
– Я писал с ф-ф-фейковых страничек.
– Зачем?
– Потому что со мной ни-никто не стал б-бы общаться! Разве нет? Разве хо-хоть кто-то, узнав, к-кто я на самом де-деле, ответил бы мне?! Если б-бы я п-пришел к тебе, ты бы со мной заго-оворил?!
– Мы этого не узнаем, потому что ты выбрал другой путь. В твоих вопросах нет смысла, ответы уже ничего не изменят.
– Это был е-единственный п-путь, чтобы все за-закончилось. Я не х-хотел, чтобы кто-то еще пострадал так же, к-как я.
– Правда? – невесело усмехаюсь я. – А что, по-твоему, ты делал все это время? Знаешь, сколько было драк, сколько раз плакала Лана? Ты серьезно считаешь, что никто не пострадал? Считаешь, что только я стал таким, как они?
Гриша вновь замолкает, в его тяжелом дыхании отчетливо бушуют горечь и страдание. Мне жаль его, но не настолько, чтобы забыть обо всем, что произошло.
– Эфир был подставой. Всего лишь инсценировка возможного конца, – говорю я серьезно. – Мы с девчонками переписали твой финал. Знаешь, Катя и Лана очень расстроились. Они обе тебе доверяли, считали другом.
Гриша все сильнее сжимает пальцы, глядя в пол. Я бы мог ударить его, накричать, проклясть, но… не хочу. Это его ноша, не моя. Если он захочет сделать что-то подобное еще раз, я не смогу его остановить, не смогу никого спасти, потому что только он один на это способен.
– Я пришел просто сказать тебе, что мы все знаем и игра окончена. Вот и все.
– А война? – вдруг серьезно спрашивает Гриша, поворачиваясь ко мне лицом. – К-кто победил?
– Не знаю, – пожимаю плечами я. – Мне все равно.
– К-как это?
– А вот так, – отвечаю я с облегчающей сердце улыбкой. – Знаешь, Гриш, в твоем сценарии было и кое-что хорошее. Даже если в войне я проиграл, то во всем остальном выиграл. Показательная заварушка вышла, я сделал много выводов, и ты тоже попробуй. Ты сказал, что хотел быть нормальным, но твои действия далеки от таковых. Можешь и дальше убеждать себя, что окружающие тебя отвергли, и злиться на весь мир, а можешь попытаться все изменить. Выбор всегда за тобой.
– Т-ты меня ненавидишь?
– В какой-то мере. Лана могла пострадать из-за твоих манипуляций, да и Катя тоже. Они точно этого не заслужили.
– Мне жаль, – с неудержимой печалью произносит Гриша.
– Надеюсь, что так. Мне пора.
Встаю и шагаю к двери, Гриша провожает меня ледяным молчанием. Я и не рассчитывал на долгий разговор по душам, он точно был бы лишним и ни к чему не ведущим. Слишком сильна обида, слишком горяча жажда мести и опасна злость. Как и в прошлый раз, мы должны разбежаться в разные стороны, сделав собственный выбор.
Благодарю Валерию Евгеньевну за блины и покидаю дом Гриши с надеждой, что это была та самая точка, которая нам всем очень