Из флигеля я вылетела, горя от злости. Рассуждения княгини, да и сама она, были настолько раздражающими, что сил сдерживаться не оставалось. Унижать других для их же блага — какое прекрасное оправдание! Интересно, понадобилось бы оно, не получи я то, что получила, или княгиня с лёгкостью забыла бы про неудавшийся эксперимент? Скорее второе.

В главный дом я заходить не стала. Попросила сообщить Владимиру Викентьевичу, что жду его снаружи. Целитель вышел буквально через несколько минут, полностью одетый и готовый к поездке.

— На Юрии Александровиче следы плетения, выводящего яды, — как бы между прочим заметил он.

— Юрий Александрович немного отравился настойкой валерианы, — пояснила я. — Пришлось Фаине Алексеевне ему помогать, а то он производил слишком плохое впечатление на представителя конкурирующего клана.

Итак, второе плетение было целительским, как я и подумала, увидев цвет. Жаль только, что рассмотреть ни первое, ни второе не удалось: слишком короткое время жизни у них оказалось.

— Я давно просил Фаину Алексеевну обратить внимание на эту проблему, — поцокал языком Владимир Викентьевич. — Но она не видит в этой пагубной привычке ничего страшного.

— Уверена, сегодня точно увидела, — оптимистично предположила я.

Наши сани наконец подкатились к крыльцу, и мы смогли покинуть гостеприимный дом Рысьиных. Провожать нас никто не стал, но не знаю, как Владимира Викентьевича, а меня это скорее порадовало, чем огорчило.

— Как всё прошло? — спросил целитель, устраиваясь поудобнее, и дал сигнал трогаться. — Я так понимаю, какие-то проблемы всё же возникли.

— Не со мной. Кстати, мне очень помогло показанное вами плетение. Большое спасибо за него, — я улыбнулась заметно смутившемуся Владимиру Викентьевичу. — Волков действительно пытался воздействовать, но мой щит не пробил.

— Вы не возражаете, Елизавета Дмитриевна рассказать мне всё в деталях дома? — Целитель выразительно покосился на возницу. — Мне бы хотелось понять, откуда у вас взялась уверенность, что Фаина Алексеевна примет во внимание мои слова о проблеме.

— Разумеется, Владимир Викентьевич. — Я зевнула, только сейчас поняв, в каком напряжении находилась всё это время. — С превеликим удовольствием.

Ехали мы быстро, комья снега так и летели из-под копыт лошадей во все стороны, и остановились только один раз, в Ильинске. Владимир Викентьевич жестом подозвал мальчишку с газетами, вопящего во всю свою луженную глотку с такой силой, что наверняка при желании можно было бы услышать с другого конца города:

— Покушение на наследника! Преступникам удалось скрыться!

Почему-то я сразу вспомнила, что Николая переводили в дворцовую охрану, и испугалась за него. Вполне возможно, что там вовсе не было покушения, а была попытка Рысьиной подставить Хомякова. В порядочность своей родственницы я не верила ни на кончик ногтя. Она делала то, что представляло интерес для клана, выбирая при этом средства, только исходя из их эффективности. «Цель оправдывает средства», — кажется, так кто-то говорил в моём мире.

— Что там? — встревоженно спросила я у уставившегося в газету Владимира Викентьевича.

— Покушение неудачное, — бросил он, не отрываясь от статьи. — Даже не до конца пробили щит одного их охранников, который заметил нападающего и закрыл собой наследника. Уходили короткими телепортами по заранее выработанному маршруту с обманками для преследователей.

— А кто покушался?

— Вот найдут, тогда и узнают.

Предотвращая дальнейшие расспросы, Владимир Викентьевич передал газету мне, но я там не нашла ничего, кроме того, о чём он уже упоминал. Разве что в статье были намёки на предыдущие нападения, из чего следовало, что это — не первое и не последнее и что должность в дворцовой охране — отнюдь не синекура. И хоть в статье не было фамилии Хомякова, строго говоря, там вообще фамилий не было, за Николая стало ещё тревожнее.

И беспокойство никуда не уходило всё время, что я рассказывала Владимиру Викентьевичу о «смотринах», обедала, даже делала уроки. Но куда больше я взволновалась, когда ко мне внезапно ворвалась взбудораженная Оленька. Правда, причиной её прихода оказались не проблемы брата, а визит кузена.

— Саша был очень зол. — Оленька выразительно закатила свои голубые глазки. — Не просто зол, а в бешенстве. Он у нас появился, ещё не успев остыть после Рысьиных, и сразу попытался у меня выведать, не было ли у тебя чего с Колей. Но не на ту напал, — гордо сказала она. — Я ничего не выдала, даже то, что вы вдвоём, без меня, ходили в синематограф. Сказала, что в святилище он тебя водил по моей просьбе. — Она вздохнула. — Но мне кажется, кузен не поверил, потому что переключился на допрос Пети. Но тот-то вообще ничего не вспомнил, кроме того, что мы в гостиной как-то танцевали. Но всё равно злится Саша так, что дым из ушей идёт.

Она тоненько хихикнула и закрутила пальчиками спираль возле ушей, долженствующую обозначать тот самый дым, а потом уставилась на меня, ожидая объяснений. И я её не разочаровала, выложив почти всё, что сегодня случилось.

Разумеется, Волков не успокоился и встретился сразу после уроков в гимназии. Точнее, не встретился, а встретил, поскольку он меня ожидал у входа, с ленивой миной читая вывеску на здании. Я понадеялась, что это занятие его увлекло куда больше, чем ожидание, и попыталась незаметно проскользнуть за спинами одноклассниц, вместе с которыми вышла с занятий. Но не тут-то было. Волков повернулся, словно имел встроенный радар и безошибочно уставился на цель.

— Добрый день, барышни, — радостно сказал он, смотря при этом исключительно на меня.

Я тоже на него посмотрела, но безо всякой приязни, с единственной целью — выяснить, остался ли след от моей царапины на носу. Острые когти кошачьих хорошо подхватывают и переносят всякую заразу, так что была надежда, что Волков от памятки нескоро избавится. Увы, не то чтобы нагноения, самой царапины не было и в помине. А Владимир Викентьевич ещё утверждал, что повреждения, нанесённые оборотнями, плохо заживают. Либо существовали какие-то неучтённые им особенности, либо к Волкову это не относилось. Не зря же говорят: «Заживает как на собаке».

— Был добрым до твоего появления, — мрачно бросила Оленька, крепко ухватив меня за руку.

Зря она это сделала: теперь незаметно уйти не получится, поскольку вдвоём мы привлечём куда больше внимания. А уйти незаметно вероятность была, пусть и небольшая: мои одноклассницы могли заговорить офицера так, что он забыл бы, зачем вообще приходил.

— Хомякова, так нельзя отвечать, это невоспитанно. Что подумают о нашей гимназии? — зашипела Строгова и тут же заулыбалась Волкову: — Не обижайтесь на Ольгу, у неё сегодня был тяжёлый день. Два урока математики — это вам не шутки.

— Подряд? — вежливо удивился тот. — Я бы тоже озверел. Лиза, а вы любите математику?

— Люблю, — ответила я тоном, подразумевавшим: «А вас нет».