Когда закончил штукатурить, сам, без просьб, зашпаклевал, побелил, поклеил и покрасил. За работу не хотел брать, но Ирина положила в карман рубашки молча, набрала в его рюкзак картошку, положила капусту, морковку, яблоки, даже кусок сала и бутылку. Деньги он нашел, когда сел у костра на свалке. Хотел их вернуть бабе. Три раза на дачу приходил, хозяйку не застал. А тут и в городе появилась зазноба — Зойка. Ремонт в квартире попросила сделать. Рассказала, что всю жизнь с пьяницей-мужиком промучилась. Наконец-то выгнала. Теперь вот порядок хочет навести во всем. Он и помог. Да так, что Зойка бегать за ним повсюду стала. Даже на свалку появлялась., а ведь сама была виновата, что ушел скоро. Слишком жадной оказалась…

Бомжи всегда подтрунивали над Дылдой, приписывая ему не десятки — сотни баб. О его похождениях складывали легенды, рассказывали анекдоты и небылицы. Прошка их не слушал. Зачем трепать имена тех, кто был близок и дорог? К чему слюнявить, оплевывать и паскудить то, что дарила сама судьба? Прохор теперь любил тихо посидеть у костра, зарывшись в воспоминания. Они были такими яркими, разноцветными как огни на елке. Вот так и в этот вечер он подвинулся поближе к теплу. И снова закопался в память. А перед глазами — Анька. Та самая, с какою даже проститься не разрешили. Зачем она встала в памяти и торчит перед глазами как тогда, тогда работала диспетчером? Плечи поникли, голова вниз опущена…

«Небось жирует теперь со своим новым русским? Он культурный. Кто я против него?» — поднял голову и не поверил своим глазам. Анька вовсе не привиделась. Она шла к нему, осторожно обходя бомжей.

Прохор, мне надо с тобой поговорить, — пошла в темноту от костра и бомжей, смеявшихся открыто, мол, еще одна нарисовалась.

Прошка! Выдели хоть одну из обоймы на ночь!

Не даст ему десятка на ночь мало!

Эй, бабонька! Меняй одного Прошку на меня с

братом!

Дылда шел за Анной, но, спохватившись, остановился как вкопанный:

Куда волокешь? Что надо от меня?

Здесь неподалеку машина. В ней поговорим, — позвала женщина.

На хрен мне она! Говори, что хочешь, и завязываем базар, — не двинулся с места.

В двух словах не объяснить…

А че нам базлать? Все за всех твой отец…

Нет его больше. Умер. Перед смертью все хотел увидеть тебя и попросить прощения, но мы не разыскали. И он умер, не свидевшись.

На кой черт я ему сдался? Еще раз душу обо- срать? Мне прежнего по горло.

С кем споришь? Его нет!

К кому ведешь, если прощенье опоздало? О чем говорить? Ну, прощаю его! Давно забыл, как всех вас звали!

Забыл? — остановилась, дернувшись так, словно кто-то невидимый ударил по спине плетью.

После сказанного мне, только и оставалось, презирать вас всех! Но я выбрал простое и выкинул полным сбродом из сердца и памяти. Поверь, на другой день как заново родился!

Вот так? Значит, не любил. Ты даже не попытался встретиться, спросить, согласна ли я с мнением отца?

У тебя уже был другой, предназначенный в мужья! Зачем и о чем стал бы спрашивать?

Это ложь! У меня никого не было!

Не свисти! Столько лет прошло, и ты только теперь поняла, что любила меня? Кому-нибудь другому заливай. Бросил тебя твой дипломированный! Может и не один. Поняла, что никому не нужна. Шансы потеряны, решила меня вспомнить! Но, шалишь! Я не кукла из нафталина. Просчиталась, бабонька!

Прошка! Не сочиняй! Не ищу и не жду тебя как мужика! Не нужно мне это! Хотя жалею, что не заимела ребенка от тебя! Но к чему бередить себя напрасно. Не для того звала. Я очень тебя прошу прийти к нам.

Ни за что! Идите вы все!

На похороны отца, — закончила Анна и тихо, не оглядываясь, пошла к машине, мигавшей фарами в темноте.

Нюрка! Слышь, Нюрка! Анька, твою мать! Ты что? Оглохла? — остановил бабу. — Когда хороните старика?

Завтра. После трех.

Хорошо. Буду. Ты хоть мать с бабкой береги, — подошел совсем вплотную.

Прохор, как много времени прошло. Ты ничего не знал. Бабуля умерла вскоре после того, как ты ушел.

Не ушел! Прогнали! — уточнил Дылда.

Не прогнали, а прогнал! Он меня закрыл на ключ в своей библиотеке. Я стучала, но никто не открыл. Только потом, когда ты ушел.

А я-то думал, у вас все обговорено…

С того дня все кувырком пошло. Мать поддерживала отца, а у меня была бабуля! Она переживала за меня, но переубедить отца не смогла. Мне приводили в женихи каких-то кретинов. Я отказывала им. Отец с матерью злились, бывало, подолгу не разговаривали со мной. Но я уперлась: либо ты, либо никто! Потом был нервный срыв. Я долго пролежала в больнице. Ко мне стали приводить сынков начальства. Я озверела от обиды за то, что так бессердечно обошлись с моей судьбой, и нагрубила по грязному. С тех пор они перестали приводить всяких. Ну, а бабуля умерла, когда я была в больнице. Через год после нее мать умерла. Мы остались с отцом вдвоем. Мы долго не говорили о тебе, хотя именно ты стал причиной недомолвок и ссор, непонимания и раздражения. Отец подолгу оставался один, и у него было время все обдумать и осмыслить по-новому, применительно к нынешнему времени. И он для себя успел сделать вывод.

Поздно, — выдохнул Прохор.

Нет! Он понял при жизни, а значит, успел.

Какая разница, если ничего не изменить и не исправить!

Ты уверен? — дрогнул голос Анны.

Конечно. И не стоит кривить душой. Сама знаешь, не возродить из пепелища цветы! Не вдохнуть жизнь в замерзшую душу. Простив разумом, не повернешься сердцем к обидчику. А потому говорю заранее: не строй планы на меня. Считай, что навсегда ушел из твоей жизни. Только раньше всех…

Не спеши, Прохор! Подумай. У нас есть еще немного времени. Не стоит с плеча, с размаху рубить по живому. Я однажды такое пережила. От отца… От тебя подобное получить не ожидала…

Прохор недоумевающе пожал плечами. Глянул вслед Анне и вернулся к костру.

Странные люди: сами обсерутся, а других в вони обвиняют. Еще я и виноват в том, что меня выгнали. Ах, я не ломился к ней в двери. А спроси — зачем? Если б любила, давно нашла! Ушла бы от своих, и тогда я поверил бы! Но ведь жила с ними, через все дрязги прошла, всех урыла. Теперь и меня сыскала. Я — последний на очереди? Хрен тебе! — решил не ходить на похороны.

Уже утром забыл о визите Анны и нанялся собирать яблоки в саду старика, жившего на окраине города В глухом запущенном саду было тихо. Пели птицы в ветвях. Прохор решил взяться за дело сразу. И вдруг услышал, как кто-то зовет его по имени. Оглянулся — никого вокруг. Только тряхнул яблоньку, снова кто-то окликает, а вокруг ни души.

Прохор выругался и к дереву. Опять голос. Бабий. Такой томный, зовущий. Дылда за яблоню обеими руками вцепился. Тряхнул одну за всех обидчиц. Яблоки по спине, по голове, по плечам наколотили. Лишь на двух ветках по яблоку осталось. Хотел за ними полезть и слышит: