– Ольва… ты девчонка, вечная девчонка, я понял это. Но я и сам… мальчишка с тобой.

Со звоном упал на мозаичный пол светлый венец – и это будто был сигнал пробудиться. Оллантайр кашлянул, оправляя мантию, приглаживая волосы.

Медленно наклонился за тончайшим серебряным ободком.

– Паук. Ждет.

– Дверги верят в силу этой бляхи, – сказала Ольва. – Они просили ее у меня как защиту, которая поможет следовать караванам, убережет от напасти, пока никто не понял еще, что это за напасть. Мне слали весть, что бляха утеряна. И вот кто ее нашел. Я тут ни при чем, Оллантайр.

– Ты всегда так говоришь, – лукаво произнес дайн. – Но ты всегда при чем, Ольва, если дело идет к проблемам.

– К приключениям, мой король! Но… я заберу бляху, раз паук разумен и сам предлагает отдать.

– Это может быть ловушка. Ты наденешь кольчугу и только тогда станешь разговаривать с ним. И рядом…

– Рядом со мной всегда стража, – легко согласилась Ольва. – Я уже почти привыкла.

– Кольчугу.

– Поможешь вздеть? – спросила женщина. – Ты? Сам?

– Зови Эйтара. Если займусь я… паук будет ждать еще сотню лет, – усмехнулся Оллантайр.

…Дайна Тенистой Пущи вошла в темницы, облитая серебром кольчуги. Даже шея, даже запястья – все было укрыто, так как паук мог оказаться агрессивным и ядовитым. С женщиной рядом следовали несколько лучников, но самого короля не было среди сопровождавших.

Паук и правда ждал. Он сидел в углу, похожий на комок беспросветной косматой тьмы. Членистые лапы были поджаты, и туманные белки странных глаз глядели в никуда. Острия стрел устремлялись на него со всех сторон. Единственное неверное движение…

Ольва встала у решетки.

– Сними, – тихо выговорил паук. – Слишком сложно с этим. Жизнь, смерть, судьба, любовь, верность. Слишком, – продолжил Эстайн. – Все, что было у тебя, есть тут. В этом металле. Честь, доблесть, выбор.

Она вздохнула.

– Бремя того, кто мыслит. И кто живет. Да.

– Слишком сложно… сними. Я шел отдать. Добровольно. Я шел. Получил случайно. Не хочу. Прости. Слишком трудно.

Даэмар очень осторожно открыл дверку темницы. Паук, подчиняясь жесту Ольвы, медленно выбрался наружу. Женщина наклонилась. Стражники издали слитный металлический шелест. Пальцы дайны бесстрашно прошлись по горячему хитину, по черной цепочке, глубоко вросшей в него.

– Ты шел. Я не знаю, откуда ты взялся и где твое место. Не могу даже предположить, – твердо выговорила Ольва. – Такие не должны существовать… здесь, и потому грядет война, в которой падут многие.

– Я знаю.

– В которой твои братья падут все. Потому что такие, как я… не позволим, понимаешь? Нам слишком дорог этот мир.

– Я зна-аю… – простонал паук. – Я Эстайн, я знаю. Я понял. Это трудно. Сними.

– Я не могу. – Ольва встала. – Эта вещь нашла у тебя свое последнее пристанище, и я не могу противоречить воле Сотворителя. Жизнь и смерть, судьба, любовь и верность, честь и выбор – теперь это все твое, Эстайн, чудовище, сын чудовища. Ты с этим будешь жить, и ты должен решить, как с этим знанием собираешься погибнуть.

– Жизнь… смерть, – скрипнул паук. – Жизнь… смерть.

– Выбирай. Покуда ты останешься тут. Это все, что я могу для тебя сделать. Живи и думай. Думай за всех твоих братьев.

– С-с-смерть…

Фигура в блестящей кольчуге уходила, стрелы смотрели в белые глаза паука, а сам он сжался в судорожный черный ком.

– С-с-смерть…

Это была почти смерть – но не обнаженно-страшная, как на болотах, а нежная, теплая, напоенная ароматами трав и светом.

Услышав голос того, кто касался его мягкими руками, Котяра передумал умирать и распахнул голубые очи…

И не ошибся.

Девочка!

Дева – тонкая, затянутая в белоснежное платье, сверкающее и сияющее оттенками великолепно граненых бриллиантов, с длинными, много ниже ягодиц, волосами. Она сидела на стуле рядом с орком и касалась плотной повязки тонкой рукой, унизанной перстнями.

– Пр-ривет, – сказал Котяра.

Ничего не болело. Ясная голова не давала усомниться в истинности происходящего. Орк был слегка голоден и ощущал биение пульса в раненой ноге. Однако он имел полнейшую уверенность, что прямо сейчас готов встать и идти.

– Я Синувирстивиэль, – пропела дева.

– Синувир-р-р…стивиэль, – зачарованно справился со сложным именем Котяра.

– Ты исцелен. По просьбе дайна Оллантайра и витязя Золотой Розы, ты, орк, исцелен мной. Полностью твоя рана, которую изуро… ммм… которую начал лечить светлейший витязь, заживет примерно через пять дней. Но ты уже можешь одеться и пойти в трапезную. Великие давно беседуют и ожидают тебя, – строго прочирикала эльфийка. – Также тебя желает видеть дайна Великой Пущи, Ольва Льюэнь.

Дева поднялась. Идеально прямая спина, искристые складки светлого платья. Девочка. Княгиня? Королева?

– Погоди… сколько дней пр-рошло?..

– После того, как Даниил Анариндил встретил вас на окраине Пущи, ко дворцу вы добирались два дня. И два дня я занималась твоей ногой, орк.

Слово «орк» было осторожно взято пинцетом, аккуратно, но не брезгливо.

– Войска готовы к выходу, хотя это и не дело целительницы говорить о таком, – сказала Синувирстивиэль, направляясь к выходу. – Лантир Покинувший Лес и дверг Иррик Вайманн прибыли ранее вас, с другой стражей. Прибыли с весьма занимательным спутником. Впрочем, видно, настало время… занимательных спутников.

– Двер-рг, Лантир-р… а Ринрин? Р-рин… – выдохнул Котов, уже зная ответ, – Р-рин…

– Голубая Ласка устремилась в Чертоги, где ее уже давно ожидают супруг и дети, – сухо сказала Синувирстивиэль. – Это великая печаль… но такова участь каждого эльфа, орк. Одевайся, тебя ждут. Я покидаю твою комнату и приду в случае необходимости.

– В Чер-ртоги… – грустно мяукнул Котов. – К-как же так… в Чер-ртоги… зачем… не убер-регли. Тайтингиль знал… он почувствовал.

Синувирстивиэль внимательно посмотрела на огромного орка, который сел и сгорбился.

– Ласка давно искала достойный повод отправиться за супругом и сыновьями, – тихо выговорила целительница. – Я провожала многие сотни эльфийских жизней туда, где воля Сотворителя исцелит тела, а милость Забвения – исстрадавшиеся души. Мы исцеляемся и сражаемся не так, как люди. Если бы она хотела жить – нашла бы способ остаться. Израненная, обессилевшая, но она осталась бы. Ты видел Гленнера. Он не захотел уходить. Видел?

– Видел, – выдохнул Котов и примолк.

Синувирстивиэль вздохнула и вышла прочь, едва слышно шурша шитьем платья.

…Котяра, заметно прихрамывая, шел галереями дворца Оллантайра, дайна Тенистой Пущи.