Я ошарашено смотрела на мужчину и не верила, что так может быть. Слова Александра с трудом укладывались в голове. Ведь кто-то добровольно отказывается от своего ребенка, а он…

— Не знаю, что сказать, — изумленно произнесла я, прижав ладонь к губам.

Александр перевел дыхание, вытягивая последние капли никотина.

— Тебе и не надо ничего говорить. На самом деле, в моей голове сейчас тоже сумбур, — затушив очередную сигарету, он провел ладонью по светлым волосам с проседью, взъерошивая их. От этого жеста я не осознанно вздрогнула. — Двенадцать лет назад я ничего не сказал Лизе, молча простил ее и все. Но, как ни крути, за все годы брака мы так и не смогли построить нормальную семью. Не разводился я только из-за детей. Даже в свои редкие приезды, всегда знал, что Егор и Дашка ждут меня дома. Я дорожил и дорожу каждой минутой, проведенной с ними. Правда, никогда не задумывался, что сын взрастил в себе такую неприязнь к Лизе. Наверное, оттуда у него появилось желание быть на виду. Где-то мы его не долюбили, — Александр горько усмехнулся. — Надеюсь, Даша пока не начала нас тихо ненавидеть.

— Мне так стыдно перед ней. Перед вами… — убрав руки от лица, я отвернулась от взгляда голубых глаз в окружении тонких морщинок и сжала в пальцах тёмную ткань платья.

— Я не злюсь на тебя, — мягко ответил он и на секунду накрыл своей широкой ладонью мой побелевший кулак, нервно мнущий подол, — хоть мне бы и хотелось, чтобы никто никогда не знала этой правды. Даша сейчас очень подавлена, плачет и боится, что я ее перестану любить. Но, когда Егор выдал мне все, что произошло между вами… — Александр запнулся, глубоко вдыхая воздух. — Да, ты поступила некрасиво, но мой сын тоже… Так себе пример для гордости.

Я закусила губы и снова уткнулась взглядом себе в колени. Чувство стыда прочно цеплялось за меня, но по миллиметру оно стало отпускать свои крючки.

— Я могу понять твою обиду и злость на него, — мужчина вдруг потянулся за упавшим яблоком и, подняв его, продолжил говорить. — Если бы знал, что он там пишет, то давно ему мозги вправил… У меня была надежда, что рядом с сыном будет искренняя и чистая душа, но Егор сам же в эту душу и плюнул.

Я сглотнула тяжелый ком в горле, а сердце опять стало пропускать удары. Но Машин крик из глубины двора не дал мне снова разъединиться с реальностью.

— Кира! Где ты? — Подруга быстро сориентировалась в огромном саду, без проблем найдя нашу лавочку откровений. — Я помешала? — Она слегка замялась перед нами, когда увидел, кем является мой собеседник.

— Нет — нет, — добродушно ответил отец Егора за меня, поднимаясь на ноги. — Мы просто дышали начавшейся осенью. Да и Кире пора бы переодеться в сухую одежду.

Маша бросила короткий подозрительный взгляд на мои влажные, распушившиеся волосы, но спрашивать ничего не стала. Лишь согласно кивнула.

— Кир, там просто к тебе пришли…

— Кто? — вопрос сорвался с моих губ быстрее, чем я успела об этом подумать. Мне снова захотелось отвесить себе отрезвляющую оплеуху.

— Какая-то знакомая бабушки, — подруга посмотрела на меня так, словно пыталась извиниться за ответ.

— Да… Я… — Глубокий вдох, — иду…

Александр медленно двинулся в сторону дома вслед за Машей, но сделав пару шагов остановился, начиная задумчиво прокручивать в ладони яблоко.

— Не жди его, Кира. Он не придет.

— Почему? — все внутри меня натянулось струной, а ответ хотелось знать меньше всего.

— Потому что я вырастил труса.

Сентябрь

Октябрь

— Боже, как мерзко, — проклацала зубами Маша, застегнув свою ветровку под самое горло и, дрожащими от холода пальцами, проворачивала ключ в замке.

Середина второго месяца осени совсем не походила на типичный бархатный сезон. Уже целую неделю небо устало хмурилось, не желая пропускать хоть что-то, напоминающие солнечные лучи. И люди вокруг тоже хмурились, а для меня такая погода — своего рода успокоение. Можно было не придумывать разные отмазки, отчего мое выражение лица описывалось, как монотонное уныние. Я просто отвечала: «Дождь же».

— Теплее одеваться надо, — буркнула я, удерживая полы дымчато-серого пальто от резкого порыва ветра и ожидая, пока подруга наконец расправится с кучей замков и сигнализаций на двери ресторана.

— Нет. Просто надо вернуть лето, — поморщилась она и наконец приложила последний магнитный ключ к замку.

За железным полотном что-то щёлкнуло, пропуская нас вовнутрь.

— Ненавижу лето, — прошептала я себе под нос поёжившись.

Но если лето я ненавидела, то начало осени почти не помнила. Не дав себе и дня отдыха, я продолжала работать в ресторане. Брала по две смены подряд, даже не пытаясь урвать выходные. Да, я чувствовала и вела себя, как робот, что очень не нравилось Машке, когда она, скрипя зубами, подписывала рабочий график, однако это, наверное, и спасало меня. Сентябрь вышел, как огромный белый лист, исписанный невидимыми чернилами. Вроде что-то на нем написано, но совершенно нечитаемо. Вроде что-то происходило, но абсолютно без воспоминаний.

Но потихоньку ощущение себя и мира вокруг стало возвращаться. Остались только проблемы со сном, которые, оказывается, легко решались путем приема таблеток.

С учебой пришлось повременить. Не отсидев ни одной пары, я взяла академический отпуск в надежде, что за год окончательно приду в себя. Теперь мне было не на кого рассчитывать. Я была в ответе сама за себя. Полностью самостоятельная личность. В общем, за что боролась…

А что касалось Него… Мы играли прятки, где никто никого и не собирался искать. Я научилась не думать о нем. Осталось только свести ненавистную мне татуировку.

С утра посетителей в ресторане всегда было немного, поэтому я, как обычно, торчала за барной стойкой, помогая бармену натирать до зеркального блеска стаканы.

— Извините, — послышался незнакомый мне женский голос.

Бармен тут же оставил бокалы в покое и защебетал так, что я могла и стоя спиной к залу, ощутить, как его рот растянулся на все тридцать два зуба.

— Доброе утро. Чай или кофе? Могу предложить вам изумительно чистую арабику для придания энергии в столь угрюмый осенний день, а еще у нас…

— Спасибо, — женщина тут же перебила тараторящего парня, а я невольно хмыкнула, продолжая тереть граненое стекло. Сама не люблю такую навязчивость, — но я здесь не за этим. Мне нужна Кира. Белова. Она же работает?

Мои пальцы застыли на стакане, а сама я почувствовала, как по позвонкам разлился холодок. Бармен тут же повернулся ко мне:

— Ки-и-р…

До того как обернуться, мне не составило труда догадаться, кто за моей спиной. Нервно сглотнув, я подняла взгляд на лицо женщины, стоящей перед баром, встречаясь с ее серыми, как сталь, глазами. С глазами моей матери.