такой уж фетишист и извращенец, чтобы фанатично воспевать что-то одно. Сходить лишь от взгляда с ума. Но как же горька жизнь, что лишает нас дурмана чувств первого опыта. В чём угодно, но особенно в близости. Помню, как дрожал в лесу. Словно грешник перед алтарём, пал на колени и меня сотрясала святая дрожь. Неужели это не истома воплощённой Жизни, а тварная сущность? Можно ли назвать эту вспышку в жизни поводом жить?

Тонкое и лёгкое, словно эротическая фантазия, бельё Насти — это как перо ангела. Сначала ты видишь, как от сильных взмахов оно вырвалось из крыльев, потом во все глаза следишь, пусть бы даже в этот момент сор летел в них и затем бросаешься, не даёшь упасть на грязную землю, но видишь, что в сравнении со сверкающей красотой пера, твои истерзанные трудом руки тоже грязны.

Люди вычерпывают из колодцев всё, потом уже скребут по дну и поднимают ил с песком. Изначально у них есть чувственная бездна, но вот они с болью разрывают робкую плёночку врат, варварским набегом проникают во все уголки, выжимают всё плодородие и затем разочаровано уходят, сопровождаемые увяданием и горем. В поисках новых садов, что можно разорить.

И хозяева садов тоже не знают, как можно иначе поступать с вверенными «землями»…

Выныривая из мысленных глубин, я посмотрел на застывшую в дверях Настю. В пушистом халате, что старательно пытается скрыть хрустальную худощавость. Чудными большими глазами, Настя смотрит на меня с любопытством, словно оленёнок, встретивший нечто необычное в своём лесу.

Я поднялся, убирая комочек обратно в карман. Выудил из ящика для сигар одну толстую и до судороги подъязычной зоны терпко пахнущюю. В несколько шагов приблизился к Насте. Наши взгляды соединились.

Мои руки способны на нежность и на каллиграфическую точность. Они не дрожат, когда гладят и касаются. Её влажных волос, её потрясающе чистой и нежной кожи. Настя смотрит и я вижу, что получил карт-бланш. Это то самое, когда можешь черпать из ещё обильного колодца.

Гладкий бок сигары коснулся моего носа. Я глубоко втянул могучий аромат, а после прильнул к источнику других, ангельских и в то же время полных соблазна. Как ещё мне разобрать все? Как воздать каждой ниточке запаха должное? При выборе парфюма дают понюхать кофе, а у меня в этой роли сигара.

Я даже на миг замер, поражённый вспыхнувшей мыслью — Настя как зашла, так и не сдвинулась, позволяя мне управлять ситуацией. Уверен, с её проснувшейся страстью, самой хочется проявлять инициативу и делать смущающие шаги.

Безумный день продолжается, пусть и растворившись плавно в ночи. У меня по-прежнему в левой руке сигара. От халата идёт слабый запах свежести, едва уловимый отдушки и довольно сильный одеждой, долго пролежавшей на полках. Но стоило мне распустить узел на поясе, как всё стало неважным и я бухнулся на колени, лакая взглядом нектар.

Настя опустила руки и полы халата ещё больше разошлись. Спустя мгновения, нежные пальцы коснулись моей головы, чтобы утонуть в волосах. Я отдался двойному удовольствию. Настя не только гладит и приятно, до дрожи, касается, но ласкает своим образом. Позволяет невозбранно смотреть на себя, не требуя быть кем-то ещё, кроме того, кем являюсь.

Но как мне смотреть на лицо, если им любовался все последние часы, а сейчас могу со всем безумством утонуть в слепящей наготе?.. И поэтому пусть Настя видит, как страстно разглядываю.

— Позволь я коснусь тебя, как тогда в лесу? — прошептал я.

У неё слов не нашлось и лишь кивок стал ответом.

И прежде чем пригубить с истока, я долго и нежно осыпал всё поцелуями: бёдра, живот, сводящие с ума контуры костей, с бьющимися венками поверх. Я хотел, чтобы бутон напитался соком и это случилось.

Сигара недаром продолжала преть в моей руке. Густой аромат вымел все остальные запахи. Моим рецепторам удалось словно бы протрезветь от пьянящих ноток. Для того, чтобы буквально окунуться в хмельной аромат…

Моим ласкам родился аккомпанемент — Настя начала глубоко дышать и едва слышно стонать. Однако это не продлилось долго:

— Мой Бомбус, я… я хочу тиа-а… хочу, чтобы ты был… смелее!..

Лишь руками я по-прежнему продолжаю гладить чудные ножки, но главное действо остановил. Поволока сошла с взгляда Насти и мы соединились ими. Уж не знаю что удалось понять, ибо бал правят чувства, а не рассудок, однако я точно понял новое стремление. Пояс на халате держится двумя петлями и потому легко оказался в руках. Я увлёк Настю дальше, к креслу, где она смогла облокотиться на подлокотник переходящий в спинку. Взяв чудную девушку в объятья, завёл руки за спину и, соединив в предплечьях, стал связывать мягким поясом. Не передавливая, но и не в шутку.

Настю взяла лёгкая дрожь, а я, споро опустившись на пол, настойчиво отвёл её левую ножку так, согнув, чтобы даже розовые, блестящие сейчас, лепестки на бутончике разошлись. Настя привалилась к стене.

Ласки стали грубее и откровенней. Мой трепет перед красотой и нежностью не отменяет брутального человеческого естества. Я приник к Насте, будто к закапавшему соком персику: собрать, слизнуть, обсосать нежный бочок. Затем оторваться, чтобы взглянуть на результат и тут уже образ персика тает, ведь я хочу проникнуть глубже и ощутить языком ту заветную дверку, толщиной в бумагу.

Это ничего, что розовый кружочек ниже иногда тоже становится объектом страсти. Чуть-чуть, едва-едва. Я же растлитель, как бы охарактеризовал Закон, так чего бы и не действовать в полную творческую мощь, да ещё если и сам только рад охватить больше, увидеть всё, побывать везде…

Настя же лишь идёт навстречу. Глаза закрыты, губы сохнут от глубокого дыхания и нежнейших стонов. Её спортивная гибкость позволяет мне максимально широко раскрыть обзор и доступ к её интимному уголку.

Я поднялся. Быстрым движение стянул майку, куда-то отбросив. Спустил шорты и бельё. Спешно прижался, бывший сухим, член тут же заскользил по умасленным лепесткам. Настя выпустила особо пылкий стон.

Объятый страстью, я подхватился её. Спешно сел в кресло, а её худые ножки как раз поместились с боков. Настя сама опустилась сверху, а потом и нагнулась, чтобы мы могли соединится в поцелуе. Я не стал развязывать рук, прижимая теснее и лаская грудь.

Невообразимо приятно ощущать естеством её нежный и горячий бутон. Двигая бёдрами, я бы, конечно, мог упереться так, чтобы начать погружение внутрь, более того, я даже делаю так, но очень поверхностно. Мне хочется не кончиком, а всем стволом, чтобы Настя сильнее опустилась сверху.

Так