На снегу, перед серовато-бурыми бревенчатыми стенами, издалека притягивала взгляд яркая толпа: крытые разноцветной шерстью куньи и бобровые шубы князей, шелковые шапки на лисьем меху. Блестели шитые золотом покрывала Сванхейд и ее молодых родственниц. По льду к началу подъема тянулись сани, всадники, а позади них длинные ряды пешей дружины. Встречавшие нетерпеливо притоптывали на холоде и всматривались издалека в лица, пытаясь кого-нибудь узнать. Возбужденные псы носились перед воротами, то кидаясь вниз по дороге, то возвращаясь к хозяевам, заливались лаем. Из поварни на конунговом дворе несло дымом, запахами жареного мяса, и бояре нетерпеливо поводили носами, дожидаясь, когда приветственные речи закончатся и хозяйка позовет всех за столы – есть мясо, пить пиво и меды и слушать рассказы о дальних странах.

Королева Сванхейд стояла в середине, выпрямившись и сложив руки под накидкой из щипаного бобра, что приличествует лишь людям властвующих родов. Она была высока ростом и в свои почти пятьдесят лет сохранила гордую осанку. Скуластое лицо ее никогда не было особенно красиво – лишь глаза под белесыми бровями сияли, как два голубых самоцвета, – а теперь его покрывали морщины, но сильнее всего на этом лице поражал отпечаток уверенной властности. Шитое золотом головное покрывало, синее платье с отделкой из нескольких видов узорного шелка, синяя меховая накидка с круглой золотой застежкой и золоченый рог, что держал возле нее управитель, делали ее похожей на богиню – на саму Фригг, что ждет в гости Одина с его ратью. Не подавая вида, Сванхейд волновалась, пожалуй, сильнее всех в Хольмгарде. К ней приближался ее сын – тот, кто возвысил славу рода сильнее, чем кто-либо из его предков.

Но когда Ингвар наконец сошел с коня под пение рогов, позади своего знаменосца и двоих телохранителей двинулся к ней, Сванхейд смотрела на него почти как на незнакомца. Двое ее первых сыновей умерли маленькими, а старшему из живых, Ингвару, было всего четыре года, когда она и Ульв были вынуждены вручить его Свенельду и отпустить в Киев, заложником в дом киевского князя Олега. С тех пор Ингвар приезжал в родной дом всего раз – пять лет назад, перед той зимой, когда наконец женился на племяннице Вещего. В то лето, когда он стал киевским князем, Ингвар прислал сюда своего побратима – Свенельдича. Самому ему не столько дела мешали предстать перед матерью, сколько стыд: ведь вместе с Олегом Предславичем он силой оттеснил с киевского стола и его жену – свою родную сестру Мальфрид. Сванхейд не так уж легко согласилась простить сыну обиду дочери; предвидя это, Ингвар рассчитывал на ум и ловкость побратима. И не прогадал…

Вспомнив те дни, королева скользнула взглядом по рядам спутников Ингвара, но Свенельдича там не обнаружила – а уж его, с его высоким ростом и гордой статью, пропустить было бы трудно. Тайком вздохнула – с облегчением, но и разочарованием. И сейчас неравнодушная к видным мужчинам, Сванхейд и хотела повидать Мистину снова, и опасалась прочесть в его дерзком взгляде воспоминания о том, как именно он добился от немолодой королевы согласия простить им с Ингваром их неблаговидные дела… «Если госпожа моя королева пожелает…»

Но вот Ингвар подошел к ней, и Сванхейд отогнала непрошеные воспоминания. Протянула ему золоченый рог с пивом, но не сразу сумела заговорить. Несмотря на ту единственную встречу со взрослым парнем, в ее памяти сын остался маленьким мальчиком. Того мальчика она не видела ровно двадцать лет и помнила очень смутно – для нее он все равно что ушел на тот свет вслед за двоими старшими братьями.

И кто же этот мужчина на третьем десятке лет, среднего роста, но крепкий сложением и уверенной повадки? Если бы не явное сходство с Ульвом, ей нелегко было бы поверить, что перед ней Ингвар – самый прославленный и могущественный человек из ее многочисленного потомства.

– Приветствую тебя во владениях твоих предков, Ингвар конунг. – Сванхейд старалась, чтобы голос ее звучал уверенно, но на губы просилась недоверчивая улыбка, и королева будто ждала, что гость ее поправит. – Двадцать лет назад я отпустила тебя из дома ребенком… потом встретила молодым мужчиной, знающим, чего он хочет… и вот теперь принимаю вновь, уже как владыку Хольмгарда и Кенугарда, огромных владений между Восточным морем и Греческим… Да благословят боги тебя и все твое потомство! Да славятся боги, пославшие тебе твои победы! Да не иссякнет их благосклонность к тебе!

Ингвар принял рог, смущенный ничуть не менее. В его детских воспоминаниях мать осталась лишь как бледное лицо, синий подол платья и голос – скорее повелительный, чем нежный. По-настоящему он познакомился с ней лишь пять лет назад. И тогда, и сейчас она по-прежнему была выше него ростом. По обилию строений Хольмгарда, по богатой одежде и властному виду матери, по множеству важных, дорого одетых людей вокруг нее он видел, что эта земля – целый мир со своим укладом жизни. Которого он, его законный хозяин, совсем не знает.

– Но покажи мне наконец твою жену! – попросила Сванхейд. – Мы слышали, ты привез ее с собой?

Ингвар обернулся. К нему подошла Огняна-Мария, за ней царевич Боян. Не считая трех служанок в дальних рядах толпы, она была единственной женщиной среди приехавших. Богатый наряд, отделанная шелком кунья шубка ясно указывали: это и есть госпожа.

Возле Сванхейд вскрикнули два женских голоса. Берислава и Вояна разом невольно шагнули вперед. Сванхейд могла с удивлением рассматривать невысокую смуглолицую женщину с явной примесью степной крови, недоумевая, каким образом племянница Вещего и дочь датчанина Вальгарда оказалась так похожа на хазарку, но две сестры Эльги видели – это не она!

– Вот… королева… – Ингвар знаком подозвал Огняну-Марию, взял за руку и подвел к Сванхейд.

Едва ли еще когда в своей жизни он чувствовал себя так неловко – любопытные, изумленные взгляды сотен глаз как будто нечувствительно сдирали с него кожу, – но деваться от них на площадке перед воротами, перед лицом Сванхейд было некуда. И он призвал все свое мужество, чтобы вымолвить несколько простых слов:

– Вот моя жена… вторая… Огняна-Мария… дочь Пресияна… из рода Петра, царя болгарского…

Ингвар выталкивал слова по одному, с таким чувством, будто со связанными руками брошен в воду и идет ко дну. Был бы здесь Мистина – уж тот бы все объяснил!

Но тут же Ингвар рассердился на себя за эти мысли. Хватит ему уже во всех затруднениях искать рядом Свенельдича! Он и сам давно не дитя!

Свенельдич остался в Киеве с Эльгой. И вдруг, подумав о них двоих разом, Ингвар ощутил неясный, беспричинный гнев. Как будто хитрая жена и быстрый разумом побратим сговорились за его спиной оставить ему все самое трудное, а себе взять что полегче. Вольно Эльге жаловаться на оскорбление – у нее на спине «олядный огонь» не горел, и не ей приходится думать, как спасти себя и всю Русь.

– Вторая… у тебя вторая жена? – Вперед подался Торлейв, от изумления даже забыв поприветствовать Ингвара как следует. – Но что с Эльгой? Она умерла? Когда? От чего?

Вояна и Берислава разом вскрикнули, лица их исказились от готового вырваться плача. Никак иначе, кроме смерти, они не могли объяснить появление чужой женщины на месте их сестры.