– До сих пор я твердо знала, где добро, а где зло; что хорошо, а что – дурно. Мир – большая помойка, так ведь? Люди предают, грабят, убивают друг друга – как на личном, так и на межнациональном уровне. Раньше мне казалось, все решается просто. Единение. Слияние. Плавильный котел[35]. Я мечтала о согласии с собой и единении с миром. Но больше этой уверенности насчет эффективности плавильного котла нет. Откуда-то взялись оттенки, полутона, исключения. Я словно родилась заново в мире, расколотом на фрагменты. Вопрос меняется, едва я начинаю льстить себя надеждой, что нашла ответ.

– Поверь, Салли, очень многие чувствуют то же самое. Другие люди тоже ищут истину. Их принято называть хорошими.

– Однако есть и те, у кого природа двойственная. В ком сплелись добро и зло, – добавила я.

Роджер кивнул.

– Ты теперь достаточно сильна для того, чтобы взглянуть самой себе в глаза. По-моему, Тодд тебя уже заждался.

Я покачала головой.

– Тодд – не вариант. Его интересовала только моя светлая сторона; да, пожалуй, еще он заводился от непредсказуемости прежней Салли. Думаю, нервы Тодда щекотала вероятность, что я могу в любой момент взорваться. Но ставил Тодд исключительно на добро. А это слишком просто. Хорошего человека всякий может любить. Такая любовь не требует душевных усилий. Очень сентиментальщиной отдает. И ханжеством.

– А как насчет Элиота?

– В Элиоте бизнесмен победил человека. Он хотел любить пять женщин по эмоциональной стоимости одной. Нет, ни Тодд, ни Элиот мне не нужны. Они в прошлом. Придется искать другую работу.

– Вроде нет ничего плохого в…

– Ты, Роджер, принял меня всю. Все хорошее во мне и все дурное. Благодаря тебе я стала цельной. Другой мужчина мне не нужен, так и знай.

Он покачал головой.

– Мы говорили о переносе, Салли.

– К черту абстрактные теории. Перенос – форма любви. Которая вполне меня устроит, равно как и другие формы.

– Вот что я тебе скажу, Салли. Давай расстанемся на время – допустим, на год. Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать. Когда развеется эффект переноса, когда ты убедишься, что не создала и не намерена создавать новых личностей, когда – и если – ты поймешь, что все еще хочешь быть со мной, мы попробуем снова.

Я чуть не задохнулась – никак не ожидала, что Роджер откажется от меня теперь, после успешного слияния.

– Нет, так не пойдет. Я не готова к самостоятельности. Кому я буду рассказавать о своих ощущениях, о воспоминаниях, которые станут моими, заполнят мой разум? С кем стану делиться планами на будущее…

Роджер протянул мне свою золотую «гипнотическую» ручку.

– Вот, записывай. Для себя. Систематизируй свои воспоминания. Знаешь, пока ты лежала в больнице, у меня появилась новая мультяшка. Девочка шести лет. У нее семь альтеров, из которых двое имеют суицидальные наклонности, один – воплощенная жестокость, а еще один – вундеркинд, играющий на фортепьяно и сочиняющий симфонии. Сама видишь – мне есть кем заняться.

– Боже. Подумать только, какие масштабы приобретает это расстройство.

– Девочка нуждается в помощи. Работая над твоим случаем, я многому научился. Надеюсь, лечение будет успешным. Кстати, первый сеанс – через полчаса. Мне пора. Но я не прощаюсь, Салли. Завтра утром, перед выпиской, я загляну к тебе в палату.

– Нет, не надо, Роджер. Лучше я уйду без проводов.

Он поцеловал меня в щеку и вышел. Я еще некоторое время сидела в кабинете, пока за мной не явилась Мэгги.

* * *

На следующее утро шел снег. Сестра Фентон помогла мне упаковать вещи и тоже порывалась проводить. Я ушла одна. В лифте без колебаний нажала кнопку первого этажа. Внизу, в холле, взглянула на часы. 10.32. В определенном смысле все крутится вокруг времени. Прошлое – помнишь. Настоящее – чувствуешь. Будущего – ждешь. Все фрагменты, все осколки – минуты, секунды, доли секунд – должны быть учтены, чтобы при необходимости можно было их соединить, как элементы мозаики, и получить историю своего бытия, хронологию себя. Увидев приближающийся автобус, я вновь зафиксировала время на наручных часиках. 10.37. Неужели я теперь смогу проехать через весь город и добраться до дома, не потеряв ни секунды?

Падал снег. Уборщики уже взялись за дело. Я припустила бегом по расчищенной дорожке, среди сугробов. Прыгнув на ступеньку автобуса, почувствовала удар в спину – мальчишка запустил в меня снежком. Я рассердилась, сжала кулак, погрозила озорнику. Приготовилась к боли в основании затылка, но боль не пришла. Автобус довез меня до перекрестка. 10.59. Двадцать две минуты я ехала по городу – и не потеряла ни единого мгновения.

Лишь переступив порог квартиры, я осознала в полной мере: отныне каждый миг моей жизни будет принадлежать только мне. Пожалуй, именно это называют счастьем полноценные личности.

Я решила пробежаться трусцой. Да, прямо во время снегопада. В витрине маячил Мерфи.

– Эй, Мерфи! У меня получилось. Я – цельная личность.

Так я сказала и побежала сквозь снег.

Полицейской дубинки при Мерфи не было. Теперь, вместо неприличного жеста, он вытягивал правую руку ладонью вверх. Словно махал всему миру.

И я помахала в ответ.