Юноше удалось подойти, не привлекая внимания Короля, к задней стене и поднять одну из темных деревянных панелей. Ту, что с головой льва. Он выпрямился, держа в правой руке кол, а в левой – серебряную шпагу. Бесшумным, скользящим шагом приблизился к суверену. В сжатом, не пропускающем ни звука воздухе его губы беззвучно двигались, светлые волосы приподнялись.

Железная хватка королевских пальцев на моей шее внезапно ослабла. Ужасный источник, из которого я пила против воли, резко оторвался от моих губ.

В тот момент, когда Нетленный повернулся, Тристан бросился на него всем телом, чтобы вогнать острый кол в самое сердце.

Беззвучный вой потряс до глубины души. Как будто все звезды Вселенной в одночасье обрушились с небес. Черные стены усыпальницы зашатались.

Длинные пальцы Короля, обезображенные непропорциональными когтями, обхватили кол, пронзивший его грудь. Но Тристан глубже заталкивал смертельное оружие, напрягая все свои силы. Он бросил мне серебряную шпагу.

Дрожащие губы беззвучно крикнули, потонув в усыпальнице:

– Обезглавь его!

На лице юноши появилось то самое кровожадное выражение, как и тогда, на охоте, сразу после нашей сумасшедшей погони, прямо перед нашим волшебным поцелуем.

Экзальтированные глаза клялись в абсолютной любви:

«Ты госпожа моего сердца! Ты будешь моей королевой навеки!»

Я видела в них собственное отражение: грозной правительницы, самой могущественной из всех, которую когда-либо знал мир. Той, которой я могла бы стать: увенчанную серебристой бурей в волосах, испускающую Тьму из-под бровей.

Дрожащей рукой я подняла шпагу и вонзила ее до упора в шею Тристана. Он выпустил кол. Ноги его подкосились. Упав на колени, он прижал обе руки к горлу, откуда упругой струей хлынула кровь. Сквозь длинные светлые пряди выпученные лазурные глаза смотрели на меня с изумлением. Залитые кровью губы, которые всего несколько дней назад я страстно целовала, открылись, произнося мое имя.

Я не могла этого допустить. Этот рот больше не должен говорить. Эти глаза должны закрыться навсегда, унося с собой мое головокружительное отражение.

С затуманенным от непролитых слез взором я подняла руку и со всей силы вновь обрушила клинок на его шею.

Голова Тристана слетела с плеч, как когда-то голова Валера, и покатилась к ногам Нетленного. Монарх вырвал из груди кол, с которого стекала черная, как чернила, жидкость. Немного тьмагны вышло из зияющей раны, выпустив в воздух злые завитки.

Перед моими глазами, наполненными слезами, разорванная грудь монарха сжалась. Раздробленные ребра срослись. Черная кровь затекла в рану, как убегающий отлив. Белая кожа вновь затянулась над дырой, исчезающей по мановению волшебной палочки. Беззвучное рычание сопровождало одиозную метаморфозу, заставляя дрожать золотую маску с навечно застывшим выражением.

Кончиком туфли на красном каблуке Нетленный отпихнул голову Тристана, словно падаль.

Под влиянием сверхъестественной воли Короля сначала открылась дверь усыпальницы, затем аванзала.

Звуки боли и ненависти, которые заглушала мистическая зала, взорвались в моих ушах. Я услышала вопли, крики, брань, выстрелы, звон клинков.

Сквозь анфиладу дверей увидела высокие стены кулуаров, испещренные красными пятнами и брызгами. Тела убитых швейцарских гвардейцев и оруженосцев, сваленных в бесформенную кучу на паркете, свидетельствовали о резне, которая началась, как только мы с Тристаном переступили порог усыпальницы.

Мой взгляд посреди этой жуткой бойни уловил металлический блеск – железную перчатку Люкрес дю Кревкёр, лежавшей с перерезанным горлом в луже собственной крови. Отсеченные головы бессмертных лежали рядом с растерзанными трупами смертных.

Сладковатый запах крови усиливали резкие испарения: аромат эссенции цветков чеснока, которую заговорщики распылили в кулуарах, прежде чем решиться на убийство.

Заговорщики, занятые убийством и расчленением, внезапно замерли, глядя на нас. На их лицах, залитых кровью жертв, муки от скорой смерти сменились хищной радостью ее распространения.

Нетленный издал тяжелый, исходящий из самых глубин рев.

Вжавшись в паркет, я видела его спину и пряди волос, ощетинившиеся длинными иголками вокруг головы, как мстительные лучи черного солнца.

Монарх открыл секретный механизм маски.

С глухим ударом золотое лицо упало, как пустая скорлупа.

Там, где я стояла, не было видно ни лица суверена, ни его вампирической челюсти, освобожденной от металлической смирительной рубашки.

Но перед заговорщиками, напротив, картина предстала во всей полноте сцены.

Невыразимый ужас исказил их черты, раздвигая рот в стонах абсолютного отчаяния, расширяя глаза до такой степени, что они вывалились из орбит.

Король в черной рубашке, надутой неземным ветром, пролетел над ними, как циклон Тьмы.

Неистовый порыв захлопнул двери вестибюля.

Я оказалась погребенной в дремучей ночи, холодной и безмолвной, как дно склепа.

МЫ ВПЯТЕРОМ СИДИМ ЗА СТОЛОМ: мама, папа, Валер, Бастьян и я.

Бульон из фазана дымится в супнице в центре стола, украшенного полевыми цветами. Сквозь окно теплые лучи уходящего дня мягко греют лица моих родных.

– Добро пожаловать домой, Жанна, – улыбается отец.

Хочу ответить, но ком в горле лишил голоса: я знаю, что моя семья мертва. Передо мной воспоминание. Такое реальное. Иллюзия прошлого, оживленная коварной силой усыпальницы, где время остановило ход.

Последняя сцена семейного счастья навсегда застыла в золотистом свете августа 31 дня в семь часов вечера. До того момента, когда кулак инквизитора разнесет все вдребезги.

– Я… я держала острие шпаги у шеи Короля, но не смогла отсечь ему голову. Я была близка к тому, чтобы осуществить свою цель, неотступно преследовавшую меня неделями, но в последний момент отказалась от нее.

Валер поправил очки, как он делал каждый раз, когда собирался прочитать мне нотацию.

– Не будь так строга к себе.

Вся нервозность в его голосе исчезла. Старший брат кажется спокойнее, чем когда-либо. Его неожиданная мягкость странным образом передалась и мне, прогнав тревогу.

– Я горжусь тобой, ласка, – Бастьян коснулся моей руки. – Ты поступила так, как должна была.

Его умные глаза сияют ярко, напоминая о том беззаботном времени, когда мы вдвоем рассматривали облака.

– Новое бесчеловечное королевство не облегчило бы нашу участь, – золотистые глаза мамы ласково улыбаются из-под длинных каштановых ресниц. – Только разрушив правление изнутри, ты сможешь подхватить наш факел свободы. И даже больше: осуществить то, за что мы так упорно боролись. – Ее светлая улыбка становится шире, прогоняя последние тени сомнений в моем сердце. – Великие перемены подпитываются не местью, дочь моя, а видением. Месть цепляется за то, чего уже нет, как цепь за прошлое. Но видение проецирует нас на то, чего еще нет, как дыхание будущего!