Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конча внимательно слушала, а потом, слегка наморщив лоб и глядя на верхушки дубов, говорила задумчиво и серьезно:
— Я понимаю теперь, почему вас боится наше правительство. Вы можете быть самыми сильными.
— Боюсь, Конча, — отвечал с неожиданной горечью Резанов, — что нет! — Он вспомнил иные петербургские разговоры и дела, одинокую борьбу Баранова. — Дальновидных и просвещенных людей везде не много, а наипаче когда дело касается кармана...
В течение недели корабль был нагружен полностью. Пришлось снять переборки, чтобы расширить вместимость трюмов. Резанов жалел, что судно такое маленькое — монахи и поселенцы продолжали везти хлеб. Скрип арб и мычанье быков не прекращались даже в часы сиесты, пыль заслоняла солнце. Сотни мер пшеницы высыпали просто на береговой песок. И все же почти пять тысяч пудов продовольствия могла доставить на Ситху «Юнона».
Резанов теперь редко показывался на корабле. Хвостов прекрасно справлялся с погрузкой, Давыдов вел записи и расчеты. А на берегу не все шло так гладко, как казалось с первого взгляда. Тот самый отставной мексиканский солдат, первым предложивший свои десять мер бобов, был найден во всходах овса с обрывком аркана на шее. Двое поселян были убиты на полпути из миссии Санта-Роза. Напуганные их волы много миль тащили груженые арбы в сторону от дороги. Губернатор отозвал солдат из Санта-Клара, но монтерейский гонец привез какие-то депеши коменданту. Конча сказала, что среди бумаг были мексиканские газеты.
— Отец читал всю ночь, — сообщила она озабоченно. — Луис говорит, что там есть известия о войне в Европе.
В президии от Резанова теперь ничего не скрывали. Офицеры гарнизона, слуги, солдаты видели в нем будущего родственника коменданта и охотно сообщали обо всем, что знали сами. Луис и Конча посвящали его во все домашние дела. Аргуэлло честно принял его в свою семью. Он передал Николаю Петровичу газеты.
— Я не разбираюсь в них, сеньор Резанов, — сказал он хмурясь, — и не знаю, для чего их составляют. Мое дело — служить королю. Однако там много написано о войне.
Резанов прочитал газеты. За эти почти два года вдали от родины он мало знал о положении в Европе. Знал лишь, что Англия, боясь вторжения Наполеона на Британские острова, пыталась создать новую коалицию европейских держав против Бонапарта, жестоко разгромившего Австрию и захватившего большую часть западной Германии. В эту коалицию должен был вступить и царь Александр. Наполеон уже подготовил отдельную армию, которая стояла в Булони, чтобы оттуда начать переправу через Ла-Манш. Некоторые слухи доходили и на Ситху, но ничего определенного никто не знал. Зато из Ново-Архангельска весть обежала почти всю Аляску, проникла даже в дальние охотничьи одиночки. Сотни верст шли зверобои на Ситху, чтобы проверить тревожную новость.
Газеты сказали многое. Англия наконец создала коалицию, и Наполеон нанес ей новый удар: разбив союзную армию при Аустерлице, занял Вену. Император Франц отказался от дальнейшего сопротивления, потеряв седьмую часть своей империи. Русские войска ушли из Австрии. Англия избежала вторжения благодаря счастливой победе при Трафальгаре после отчаянного морского сражения с объединенным французско-испанским флотом. Адмирал Нельсон разбил и почти уничтожил союзный флот...
Последние известия были о том, что Наполеон разгромил Пруссию, занял старые ганзейские города Гамбург, Бремен, Любек и приближался к границам Польши и России, а также о том, что испанский министр дон Годой согласился выполнить требование Наполеона о высылке пятнадцати тысяч солдат к границам России и Пруссии, хотя Испания ни с Россией, ни с Пруссией не состояла в войне.
Положение становилось по-настоящему тревожным. Газеты устарели, в Мексике, наверное, знают больше. Возможно, с часу на час надо ожидать серьезных осложнений.
Николай Петрович возбужденно ходил по дорожке сада. Утренняя роса высохла, матово серебрились узкие листья олив, над деревьями дрожало марево. Медленно бледнело небо, и дальние снеговые вершины Сьерры, казалось, сливались с ним в нарастающем зное. Расстегнув легкий мундир, Резанов все шагал и шагал по садовой тропинке. Он решил, что пора покидать берега Калифорнии. Первый опыт удался, «Юнона» спасет Ситху. А политическое состояние Европы таково, что Наполеон действительно может втянуть Россию в войну с Испанией.
Сейчас, как никогда остро, Николай Петрович почувствовал беспокойство. Он горячо любил свою родину и ни одного часа не мог остаться вдали от нее, когда ей угрожала опасность. Да и дела на Ситхе нужно было завершить скорее... Бедная Конча! Сколько же лишних месяцев придется ей теперь ждать! Сколько лишних терзаний и трудов придется испытать самому, чтобы увезти ее наконец отсюда!
— Спросите свое сердце, сеньор Резанов, — недавно сказал ему полуторжественно, полушутливо падре Уриа, — не дела ли подсказали вам этот брак?
Что он мог ответить монаху? В сорок лет трудно изображать юношу.
— Я не могу петь под ее окнами, — заявил он, качая головой и улыбаясь, — но я люблю ее, дорогой падре...
Совсем как на далекой родине, жужжали между листьями пчелы. Где-то цвела липа. Запах меда смешивался с ароматом «доброй травы», густо выросшей на камнях ограды. Купался в пыли воробей, молнией над садом сновали стрижи.
— Еле нашла вас...
Запыхавшаяся, в домашней юбке и белой сорочке, босая и очень тоненькая, Конча остановилась возле Резанова. На волосах, сбоку тщательно расчесанного пробора, сидел желтый мотылек.
— Я искала вас в доме, Мануэлла сказала, что вы читали у себя в комнате. Вы огорчены новостями?
Она смотрела на него тревожно, сдвинув брови, прижав к груди бархатного зевающего щенка. Эту собачонку она хотела подарить Резанову.
Николай Петрович осторожно снял мотылька, отпустил его и, взяв голову девушки своими сильными большими руками, крепко поцеловал.
— Нет, Конча.
Он не хотел огорчать ее и весь день был разговорчив и весел. Но вечером приказал Хвостову готовить «Юнону» к отплытию. Выход был назначен через трое суток, в первый день новолуния.
Этот день пришел. Ярко светило солнце. Песчаный берег окаймлял ослепительную синеву океана. Зелень холмов уходила к горам, величественно и строго белели вершины Сьерры-Невады. А в бухте стояла готовая к походу «Юнона». Парусина, защищавшая от зноя, была снята, задраены люки, все лишнее убрано в трюмы. Опустел и берег. Население крепости собралось у ворот президии, ожидая возвращения семейства Аргуэлло и офицеров «Юноны», направившихся в миссию отстоять мессу перед отплытием.
Совершал богослужение падре Уриа. В просторной монастырской церкви, прохладной и полутемной, горели свечи, мерцало огромное серебряное
