За ужином Падме удалось уговорить Шакти заночевать на борту. Кажется, более всего этому обрадовалась Марис: убогая хижина ей, как я подозревал, изрядно надоела. Достаточно было понаблюдать, с каким удовольствием она вкушает нормальную пищу. Я с трудом представлял, что едят наставница и её ученица на этой странной планете. Хорошо, что я не джедай и не обязан терпеть «тяготы и лишения»! Рассказывать теперь приходилось, преимущественно, мне. Шакти пожелала подробнее узнать о том, что происходило с нами до встречи с Падме. Скрывать мне было нечего, стыдиться тоже, поэтому я излагал всё, как было. И вдруг вспомнил, как те же самые события интерпретировала Осока.

– Что, Алекс? О чём Вы внезапно подумали? – тут же поинтересовалась чуткая Шакти.

– Магистру Кеноби Осока несколько иначе преподнесла всё это, – смущённо пояснил я. – Так, будто я на тот момент был полноценным участником событий. А я тогда и половины происходящего не понимал.

– С Вашего разрешения, генерал… – вмешался Пятерня. – Кто, в таком случае, добился, чтобы бреганские механики vkalyvali, а не копались неделю, как было всегда? Очаровал госпожу Чучи до такой степени, что она не только на свалку их допустила, но и улететь согласилась, как ручная?

– Насчёт механиков признаю, – сказал я. – А остальное – заслуга Осоки целиком и полностью. И никого я не очаровывал, не думал даже.

– Иногда это получается само собой, – примирительно заметила тогрута.

Долгая фелусианская ночь оказалась как нельзя кстати. Впервые мне удалось нормально, не урывками, выспаться. Возможно, так влияло присутствие магистра Шакти, её неколебимое спокойствие. Снов своих почти не помню, но смутное ощущение, что снилось нечто хорошее, осталось на всё утро. А к середине дня в левом дальнем углу трюма громоздилась лёгкие складные ящики с найсилином. Цветы-коробочки источали слабый приятный аромат, аналога которому я при всём желании не мог подобрать. Существа, их приносившие, симпатичными назвать было трудно. Головы, сплошь покрытые шевелящимися мягкими выростами, три пары конечностей, из которых по-настоящему руками являлась лишь одна, верхняя. Перепонки между пальцами вторых «рук» не позволяли проделывать тонкие манипуляции, поэтому фелусиане использовали их только как поддерживающие. Местный житель, что помогал Марис перекладывать найсилин из корзин в универсальные ящики, брал его всеми четырьмя руками, но как только замечал на одном из цветков изъян или оставшиеся необорванные листья, перехватывал верхними и ловко очищал. В корабль фелусиане не заходили, избегая вступать даже в тень его кормы.

– Опасаются всего непонятного, – пояснила Марис. – Осторожность у них в крови.

Каждый ящик вместил почти шесть килограммов найсилина, и я решил нагрузить их с запасом – не семнадцать, а двадцать штук. Не возвращаться же, если вдруг не хватит! Каким-то образом о нашем отлёте узнали все жители посёлка и собрались поглазеть на невиданное зрелище. Осторожность осторожностью, а любопытство, в обязательном порядке присущее разумному существу, было и у них. Окружив падавана, фелусиане о чём-то говорили с ней, то и дело указывая в направлении «Амидалы». Вопросы задавали, наверное. Марис объясняла, тоже жестикулировала для пущей наглядности.

– Благодарю Вас за помощь, Шакти, – Падме хотела поклониться, но магистр удержала её, сказала укоризненно:

– Что за церемонии, моя дорогая! Не нужно.

– Ну, в таком случае, просто до свидания. Займусь предстартовой подготовкой, – Падме растаяла в воздухе. Отсалютовав, скрылся в корабле Пятерня. И я решился сказать то, о чём думал с самого утра. Заглянул Шакти в глаза и обратился просто, без церемоний:

– Тётя…

Тогрута слегка опешила от такого обращения. Одна только Осока, и то наедине, называла её просто «тётей». И, всё же, я, кажется, выбрал верный тон. Потому – продолжил:

– Летимте с нами? Забирайте свою ученицу и полетим. Нам так нужна Ваша мудрость.

Шакти пристально смотрела на меня бездонными тёмными глазами, и внезапно взгляд её стал почти ласковым. Она вздохнула:

– Дружочек, моя мудрость – набор замшелых догм, правила, устаревшие ещё двенадцать лет назад.

– Я Вас бесконечно уважаю, но не говорите так! – возразил я. – Разве верность, честь, справедливость могут устареть? Разве обиженные и пострадавшие перестали нуждаться в помощи? Признать такое равносильно признанию, что победили они, и это навсегда. И, если Вы так думаете, зачем учите её? – я ткнул рукой в ту сторону, где осталась Марис.

– Гнев силён в ней, как и Тёмная сторона в джунглях этой планеты. Я всего лишь стараюсь исправить это по мере сил, – сказала она, словно озвучивая привычный штамп, и вдруг спросила совершенно другим тоном: – У вас все думают так, как ты?

– Не знаю, – честно ответил я. – Все люди разные. Кому-то достаточно просто жить и работать, чтобы его не втягивали ни в какую грязь и интриги. Другим этого уже мало, хочется помочь окружающим, тем, кто менее силён и более уязвим. Таких у нас немало, и, всё же… Ваша уверенность и спокойствие очень нам пригодятся.

– Что ж… – Шакти улыбнулась. – Сделаем так. Возвращайтесь сюда через три-четыре года. К тому времени и Марис станет более зрелым джедаем, и планета не будет так уж нуждаться в присмотре. Тогда я смогу пойти с вами.

– Я вернусь, Магистр.

– «Тётя», просто «тётя», – поправила она. – Я чуть было не позабыла, насколько это слово греет душу.

Поднимаясь по трапу, я помахал стоящей в отдалении ученице, и та подняла руку в прощальном жесте.

– Итак, теперь последний номер программы? – спросил Пятерня, когда корабль, покинув атмосферу, начал разгон главными двигателями, чтобы уйти за свет.

– Да, – ответил я. – Ондеронская каменная смола.

Оптовый рынок города Стила – современной столицы планеты Ондерон – располагался почти вплотную к космодрому и городским кварталам, образовывая с ними неровный треугольник. Здесь продавалось всё, чем богата планета: сельскохозяйственная продукция и минеральное сырьё. Промышленности, по данным справочника, здесь почти не было, лишь немногочисленные предприятия по первичной переработке да сборочные цеха, где из местных конструктивов и завезённых извне сложных агрегатов собирали машины для внутренних нужд. Продавцов каменной смолы я нашёл довольно быстро. Услышав о требуемом количестве сырья, все они назвали примерно одинаковую цену, и я выбрал последнего из них – невысокого твилека, предложившего нам с Пятернёй присесть.

– Хочу спросить, – твилек наклонился к нам поближе, – а почему вы не желаете взять готовые продукты переработки? То, что при хранении они портятся – чистые предрассудки. Получится всего девять тысяч кредитов, а так десять, да фабрика ещё за переработку возьмёт от семисот до тысячи.

– Мы не собираемся перерабатывать, нам и нужно само сырьё, – объяснил я. И увидел, как моментально помрачнело лицо торговца.