— Только друг — и все?

— А разве этого мало? — пожала она плечами. — Искупаться бы… Знаешь, еще с древности люди приписывали воде божественный характер. Индусы чтили Ганг, египтяне — Нил, германцы — Рейн, для славян был свят Дунай…

— Москва-река — для москвичей, — продолжил с усмешкой ее спутник. — Здесь никого нет — правда, вполне можно искупаться.

Ты думаешь? — она оглянулась. — Это было бы здорово, потому что у меня нет с собой купальника. Кстати, со временем вода из средства достижения чистоты тела сделалась символом внутреннего очищения души. Священные омовения предписывались Зороастром, Магометом и Моисеем. А христианство удержало символическое значение воды вместе с таинством крещения…

— Откуда ты все это знаешь?

— Дед когда-то рассказывал…

— Тогда представим, что нам надо очистить свои души! — с воодушевлением предложил Герман. — Ты будешь здесь, а я отойду чуть дальше, за березу.

— Какие мы стеснительные! — засмеялась она. — Ладно, иди за свою березу…

Она скинула одежду и медленно вошла в воду. Мелкие рыбешки сновали вокруг ног. У берега было прохладно, а чуть дальше течение оказалось теплым. Она поплыла, потом увидела, что ее догоняет Герман.

— А ты шустрая! — крикнул он. — Ну ничего, мы тоже умеем!

Они плавали наперегонки, кричали, брызгались, ныряли — совсем как дети. Вокруг не было ни души.

— Сегодня последний день, — вдруг очень серьезно произнес Герман.

— Что?

— Я говорю, сегодня последний день, когда можно купаться, потому что завтра — второе августа.

— Ну и что — второе августа? — удивилась она.

— Эх ты, знаток древних обрядов… Второе августа — Ильин день.

— О господи… — Валя хлебнула воды и закашлялась. — Правда, я забыла. Именины моего мужа.

— Будешь его поздравлять? — встревожился Герман.

— Вот еще! — Она вылезла на берег, завернулась в свое платье.

Герман встал рядом положил руки ей на плечи, спросил заботливо:

— Холодно?

— Нет.

— Неправда…

Он обнял ее, прижал к себе.

— Что ты делаешь?

— Ничего…

— Неправда…

Он запрокинул ее голову и поцеловал.

«Мне все равно, — с ужасом и восторгом подумала она. — Пусть целует!»

Потом они опять гнали по шоссе неизвестно куда, и Валя требовала, чтобы он ехал еще быстрее. Герман ругался и смеялся, но не мог ее ослушаться, хоть понемножку, но прибавлял скорость, пока на одном из поворотов машина не подпрыгнула — дорога на этом участке была разбитой — и не вильнула в сторону. Нырнула носом в кювет и остановилась. Валю с Германом здорово тряхнуло. Выскочила подушка безопасности, а из-под смятого капота повалил дым.

— Ты жива? — не сразу, придушенным голосом спросил Герман.

— Не знаю, — шепотом ответила она. — У меня голова чуть не оторвалась. Знаешь, если бы мы не пристегнулись…

— И если бы ты не требовала прибавить скорость…

— А зачем ты меня слушался? — возмутилась она. Они вылезли из машины и огляделись. С одной стороны сплошной стеной стоял лес, и солнце медленно садилось за него. Длинные тени лежали на разбитой проселочной дороге.

— Настоящее приключение… — озадаченно пробормотала Валя.

Герман посмотрел на нее и вдруг неудержимо начал хохотать…

— Чему ты смеешься? — обиделась она.

— У тебя… у тебя в волосах запутались водоросли!

На их счастье, недалеко оказался какой-то пансионат — они сняли там номер, а к машине отправили местного механика, который нашелся тоже довольно быстро.

— Снял бы два номера, что ли… — с досадой произнесла Валя, оглядывая предоставленные им апартаменты. — Что же, мы тут на одной кровати будем спать?

— Валентина, сейчас сезон отпусков, это был единственный номер — нам повезло, что хоть он остался.

— Да уж, приключение… Где тут душ?

— …В открытой форточке плыла луна. Где-то вдали, в лесу, тоскливо кричала ночная птица. Я не вижу тебя… — прошептал он.

— Можешь включить свет…

Вспыхнул ночник на тумбочке, и при тусклом свете они посмотрели друг другу в глаза.

— Ты… — они одновременно протянули друг другу руки.

Мотылек забился у лампы.

— Я тебе давно хотел сказать…

— Что?

— Что ты мне нравишься… Еще тогда, зимой.

— Тогда бы я не захотела тебя слушать, — пробормотала она и кончиками пальцев провела по его плечу.

— А сейчас?

— Сейчас — да…

Он поцеловал ее — нежно, бережно, прижал к себе и едва слышно прерывисто вздохнул. Так переводят дыхание люди, которые наконец добились того, к чему долго стремились.

«Светлые волосы, светлые глаза, юношеская фигура… Он похож на него. У меня склонность к определенному типу мужчин. Да, он как Ванечка — те же нежные прикосновения. Я закрою глаза и представлю, что это Ванечка сейчас рядом со мной…»

Она застонала и вцепилась в его плечи. Ванечка… Иллюзия была настолько полной, что Валя почти поверила в то, что хотела себе представить. Не открывая глаз, она ласкала его, ладонями скользила по коже, губами искала его лицо.

«Ванечка, что же ты сделал со мной? Ты опять оставил меня — одну, посреди бесконечной пустыни. Оставил умирать. Но я не хочу… Боже, как жарко! Будь ты проклят…»

Огненная волна грозилась накрыть ее с головой. В последний момент она испуганно открыла глаза и увидела рядом с собой Германа Коваленко.

— Ты?.. — удивленно пробормотала она.

— Ну да, я… — засмеялся он, отводя волосы от ее лица. — А ты думала — кто?

— Ничего я не думала… — Она тоже засмеялась и больше уже не закрывала глаз. — Мне хорошо с тобой. Это был замечательный день.

— И ночь, — добавил Герман.

— Ночь еще не закончилась.

— Люби меня, — вдруг попросил он. — Если бы ты знала, как долго я ждал этого…

Он умолял ее остаться, не хотел разлучаться, но Валя была непреклонна.

— Я не готова к серьезным отношениям, — сказала она. — Глупая фраза, но иначе не скажешь. Нет, правда, ты мне очень нравишься, и мне хорошо с тобой, но подожди немного… Скоро все будет ясно.

— Когда — скоро? — спросил Герман, обнимая ее. — Завтра? Послезавтра?

— Ты слишком нетерпелив! — засмеялась она. — Я позвоню тебе.

…Квартира ей показалась чужой — словно она отсутствовала здесь не сутки, а целый год. Все было по-другому… И даже солнце светило в окно — незнакомое, чужое, яркое. Это был мир, в котором она снова жила одна. Без Вани.