Геннадий Норд: Очень многие барды, с кем я общался, когда трезвые — говорят: согласен — Высоцкий, мол, гений, он — непревзойденный! А когда напьются, начинают «открываться», делиться, хвалить «себя любимого»: слушай, а мои песни же ничем не хуже, чем у Высоцкого! А потом, как совсем перепьют, начинают откровенничать: мол, в их собственных песнях и рифма лучше, и размер лучше, и гитарой-де владеют они гораздо профессиональнее. Но Высоцкий — все равно остается мерилом. Как бы они все ни завидовали, как бы они ни хотели до него дотянуться — вряд ли это кому удастся!

Илья Рубинштейн: Понятно, почему Высоцкого так «активно» не любят кеэспэшники, то есть адепты Клубов самодеятельной песни. Это движение зародилось в середине 50-х годов. Знаменитый педагогический институт, где одновременно учились Ада Якушева, Юрий Визбор, Юлий Ким и другие барды — стал их своеобразной точкой отсчета. Целых десять лет, со времен зарождения, многие авторы туристской или самодеятельной песни — буквально пробивали ее на всех уровнях. Потратив на это очень много энергии. И вот в середине 60-х годов наконец-то произошла своеобразная легализация Клубов самодеятельной песни, они стали массово открываться в стране. Например, широко был известен клуб «Восток» в Ленинграде. Все, кто стоял у истоков создания КСП стали восприниматься заслуженными мэтрами, признанными кеэспэшными лидерами. И вдруг, словно бы из ниоткуда, выходит худой мальчик с гитарой и хриплым голосом — и буквально в течение года-двух для широких народных масс именно он начинает олицетворять «певца с гитарой», захватив всю неформальную концертную площадку Советского Союза.

Сергей Сибирцев: Я отлично помню то время, когда все эти кеэспэшники буквально брызгали слюной на Высоцкого! Мол, не знаем его и знать не хотим! Кто он, вообще такой? Откуда он взялся? Пришел, тут блатняк какой-то продвигает: хрипит, струны рвет — ни петь, ни играть не умеет! Просто-таки лютая черная зависть чувствовалась к нему! А все потому, что известность и популярность этих кеэспэшников едва ли выходила за пределы десятка доморощенных туристических клубов по всей стране. Этих «лесных бардов» даже могли показать, от случая к случаю, по телевизору, поставить на радио — но народ был как-то отстраненно равнодушен ко всем их творческим потугам. А Высоцкого завороженно слушала вся страна!

Сергей Нырков: Кеэспэшники Высоцкого очень не любили. И эта нелюбовь идет от того, что его нельзя, просто невозможно адекватно исполнить! Все эти тусовки Клубов самодеятельной песни — воспринимают песни как нечто, что можно весело исполнять хором у костра. Такая традиция идет из глубокого Советского Союза: все степенно рассаживаются — вокруг костра или дома, на кухне — и вдохновенно поют. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!» — как раз типичный настрой КСП. У Высоцкого не было этого. Его просто невозможно было «спеть хором». Его можно было только послушать. Поэтому я думаю, что Высоцкого если не все, то многие из Клубов КСП слушали — пусть и не открыто! Ценили и знали, что это непревзойденный талант. Но не могли воспользоваться его творчеством, как обычно привыкли с песнями других авторов: песни Высоцкого — так проникновенно мог петь только он сам. Когда пытались это делать другие — получалось «совсем не то», что уж тут говорить!

Сергей Соколкин: Первые вещи Высоцкого были написаны и спеты в 60-х годах. Мне рассказывал Михаил Иванович Ножкин, как у него брали интервью. Спрашивают: «Вы знали Высоцкого?» Короткий ответ: «Конечно, знал». Снова спрашивают: «А как он на вас повлиял?» Отвечает: «А как вы считаете он мог на меня повлиять, если первые песни Высоцкого — это мои песни?» Какие вещи ранний Высоцкий взял у Ножкина? Например песню «А на кладбище все спокойненько».