Но не кровать отправила ее на пол. Прямой связи между двумя спальными местами не было. Все случилось из-за сна.

Во сне она была древней и слабой. Она жила в лачуге с дырами в крыше. Она уменьшилась в росте. Цепи, которые она когда-то носила небрежно, как украшения, стали слишком тяжелы для нее. У нее не было ни работы, ни друзей. Ночью она слышала, как кто-то возится рядом с лачугой. Кто-то заглядывал внутрь через дыры в крыше. Ее оставили в покое только потому, что у нее нечего было красть.

Ирен проснулась, дрожа от избытка чувств.

Сперва она собиралась немного позаниматься, чтобы устать. Приседания – хорошее, спокойнее упражнение, и она могла делать их сотнями. Или, по крайней мере, обычно могла. Сегодня она дошла до пятидесяти трех, когда внезапная боль в пояснице повергла ее на пол.

Если лежать совершенно неподвижно, боль ослабевала. Это был всего лишь спазм, а ей уже приходилось иметь дело со спазмами. Но этот затянулся надолго. Она искренне надеялась, что виновата мягкая постель. Иначе ей пришлось бы винить что-то похуже, что-то неизбежное.

Амазонка решила: подождет до утра, а потом встанет, даже если судорога не пройдет и боль убьет ее. Никто и никогда не застигнет ее беспомощно лежащей на полу вычурной спальни. С Ирен, разбивательницей корпусов, волочильщицей кораблей, бросальщицей цепей, такого не случится. Ни за что на свете.

Но лежать на полу и сердиться можно лишь некоторое время, а потом разум начинает блуждать – и ее мысли побрели куда-то в сторону мистера Уинтерса. Как Эдит обойдется без руки, если Сфинкс ее не отдаст? Она стойкая и храбрая, и, наверное, у нее получится вести достаточно полноценную жизнь. Может, даже счастливую.

Но движитель был не просто «достаточным». Механическая рука была безупречна. Крепкая и сильная, не знающая слабости, медлительности и боли. Если механизм ломается, его можно заменить.

«Если механизм ломается, его можно заменить».

Ирен не заметила, как снова заскрежетала зубами.

Что под саваном и зеркальной маской Сфинкса оказалась пожилая женщина, было лишь вторым по степени удивительности откровением.

Главным сюрпризом, по мнению Волеты, стал висящий в воздухе чайный поднос, на котором сидел Сфинкс, скрестив ноги и улыбаясь, надо сказать, немного самодовольно. Парящий серебряный поднос окрашивал полость внутри черного одеяния и пол в розоватый цвет. Это объясняло скольжение Сфинкса и его непостоянный рост. Ее. Ее непостоянный рост.

У нее на шее висела коробка, на лицевой стороне которой виднелась решетка динамика. Штуковина вроде рожка изгибалась в сторону впалого рта, где раструб ловил каждое слово. Волета предположила, что эта штуковина маскировала и усиливала голос.

Лицо Сфинкса было лоскутным одеялом из огрубевшей кожи и металлических пластин. Одна щека была медной, другая – живой и обвисшей от старости. Один глаз был телескопической медной лупой. Одно ухо было настоящим и мясистым, как случается с ушами стариков, а другое представляло собой безупречную золотую раковину. Зубы, которые она обнажила в улыбке, были сделаны из драгоценных камней: бриллиантов, сапфиров, изумрудов и рубинов. Во рту у этой сморщенной старушки с белыми и тонкими, как дымка, волосами хранилась королевская казна.

Но столь пестрая внешность не помешала Волете явственно разглядеть характер женщины и узнать в ней родственную душу.

– Выглядишь так, будто прожила интересную жизнь, – сказала девушка.

Сфинкс отвела трубку ото рта:

– Несколько жизней. – Ее настоящий голос дрожал, но звучал отчетливо.

– Могу я прокатиться на твоем чайном подносе?

– Если для начала ответишь на вопрос.

– Мне было интересно, когда до этого дойдет. Ладно. Валяй. Бей что есть силы.

– Томас Сенлин в заговоре с ходами?

– В заговоре? Капитан? Я так не думаю. Марат запер его и старпома, им пришлось пробиваться на свободу.

– Может, это прикрытие? Ты видела, как он разговаривал с Люком Маратом?

– Нет, мы так и не встретились.

– Тогда ты не знаешь, о чем шел разговор. Ты нашла его в темнице?

– В камере, – сказала Волета, а потом, немного поразмыслив, прибавила: – Она была не заперта.

– Тебе это не показалось подозрительным?

– Я знаю капитана. Он очень щепетильный. Иногда это страшно бесит.

– Щепетильный пират, подсевший на крошку? – Сфинкс усмехнулась.

– Я не говорила, что он идеален. Почему ты такая подозрительная? Он же самый безобидный из всех людей…

– Безобидный? Ли убит. «Каменное облако» погублено. Мой движитель поврежден, и все батареи потеряны, у Эдит не осталось другого выхода, кроме как притащиться к моему порогу, волоча за собой Сенлина. Какое-то слишком уж удобное совпадение.

– «Удобное совпадение» – последние слова, которые любой из нас использовал бы для описания минувших событий. Ты параноик. – Волета подула на резервуар, заполненный мутной жидкостью, и нарисовала рожицу на запотевшем стекле.

– Я опытная. Говоришь, у вашего капитана есть принципы? С их помощью им можно легко управлять. Не нужно много воображения, чтобы догадаться, что́ Марат мог сказать Сенлину, убеждая его в правильности своего дела. И разве он не упрекнул меня в отсутствии милосердия по отношению к ходам? Возможно, твоего капитана завербовали. – Сфинкс ухмыльнулась, сверкнув рубиновым зубом.

– Если ты намекаешь, что жалкое состояние человечества, которое мы увидели по пути сюда, что-то изменило в его душе, то да. Возможно. Мы все изменились. Мы летали в корзине, висящей на нитках, и кормили печь угольной пылью, мы ели голубей, как амброзию, и мечтали о безопасном месте, чтобы пришвартоваться. А ты тут сидишь на летающем чайном подносе и притворяешься, будто он не самая чудесная вещь в мире.

– Каждое технологическое новшество, которое я когда-либо выпускала в мир, немедленно брали на вооружение убийцы и разжигатели войн. Только взгляни, как хорошо у них получается убивать друг друга с помощью воздушных шаров! Представь себе, что они сотворят с моими чайными подносами и титанами. И да, я первой признаю, что в мире есть проблемы и неравенство, но освобождение ходов ничего в Башне не исправит.

– Не думаю, что ходам нужно освобождение.

– Что ты хочешь этим сказать? – Лупа в глазу Сфинкса повернулась, сузив фокус.

– Они снимают ошейники и обмениваются кандалами. Ума не приложу зачем.

– Что еще ты видела?

– Я видела, как несколько балаболов убили хода, чтобы заполучить его груз.

– И что он нес?

– Черный порох, около двадцати фунтов.

– Ты очень наблюдательна.

– Да. И я не видела ничего такого, что заставило бы меня думать, будто капитан с кем-то сговорился. Его интересует лишь тот заговор, который позволит воссоединиться с женой. – Волета повернула голову и поцеловала Писклю, которая прихорашивалась у нее на плече.