Они уже выехали за пределы города и мчались по старой Обуховской трассе, мимо Конча-Заспы. Здесь была очень узкая дорога, загруженная в обоих направлениях. Из пассажирского окошка то и дело показывался раздражающий Гната палец — «Fack!».

Впереди дорога делала крутой поворот в направлении выхода на новую скоростную Обуховскую трассу. «Кубик» шел на огромной скорости и почти не снизил ее при повороте, и его большая «парусность» и скользкая дорога сыграли с ним злую шутку. Его вдруг закрутило на дороге, стало бросать из стороны в сторону, и БМВ Гната, шедший за ним почти впритык, врезался в него на высокой скорости. Последнее, что услышал Гнат в своей жизни, — это звук мнущегося, словно бумага, металла. И для него свет навсегда померк.

В палате, где лежала Лариса, находилось еще пять женщин разного возраста, но все «тихие», без особых причуд и прибамбасов. Старше всех по возрасту и времени пребывания здесь была Нинон, толстая неряшливая женщина, которой было уже за шестьдесят. У нее была болезнь Альцгеймера, как и у бывшего президента США Рональда Рейгана. С памятью у нее было настолько плохо, что она себя не узнавала в зеркале. Это было традиционной утренней шуткой, которую демонстрировала Светка, самая молодая жилица палаты, «косившая», чтобы избежать срока за то, что порезала сутенершу. Было неизвестно, Нинон — это настоящее имя или прозвище, прилепившееся с чьей-то легкой руки, да никто и не задавался целью это выяснить. Она все забывала, иногда даже привести в порядок одежду после уборной, и путалась в сползших до самых щиколоток трусах. Нинон говорила нечленораздельно, и создавалось ощущение, что у нее во рту что-то находится. Она постоянно всем задавала один и тот же вопрос:

— Ты кто?

В ее исполнении это звучало «Т’кто?». В этом и заключался смысл шутки Светки, которая подводила Нинон к мутному зеркалу, висевшему возле двери, и умирала со смеху, когда та задавала этот же вопрос своему отражению.

Светка работала проституткой на Броварском шоссе, ей недавно исполнилось восемнадцать лет, хотя на вид ей было и того меньше. Однажды, обкурившись, она стала выяснять отношения с сутенершей и от слов перешла к делу — ударила ту ножом в живот. Матюкающуюся бандершу отвезли в больницу, а обкуренную Светку — в СИЗО. По дороге она грозилась уволить повязавших ее ментов, так как она приемная дочь спикера и любовница генерала СБУ. В камере прыти у нее поубавилось, она поняла, в какую историю вляпалась, и стала симулировать психическую, панически боясь попасть в тюрьму. Ее усилия не пропали даром, и ее направили на психиатрическую экспертизу.

Сблизившись с Ларисой, Светка по секрету призналась ей, что в шестнадцатилетнем возрасте у нее был врач-психиатр, который ее развлекал, рассказывая истории из жизни психов. В больнице ее быстро раскусили, но она «потрясла трудовыми сбережениями», и ее причислили к «маньякам» — больным с диагнозом маниакально-депрессивный психоз.

— Когда выйду отсюда, придется начинать с нуля — полностью обобрали, — жаловалась она.

Лариса подозревала, что дело обошлось не только деньгами, потому что Светку часто вечером вызывали «на консилиум» к очередному дежурному врачу, и она возвращалась поздно ночью и обязательно пьяная. То, что она сблизилась с Ларисой, было неудивительно, так как в палате не было больше никого, с кем можно было нормально общаться.

Под самым окном находилась кровать Виктории, сорокапятилетней женщины, страдающей болезнью Паркинсона в тяжелой форме, практически с потерей речи и едва передвигающейся из-за постоянного тремора. Она страдала в ночное время галлюцинаторными расстройствами, приведшими ее сюда, и справляла естественные потребности прямо в постели. Поэтому каждое утро санитарка Маша являлась в их палату и конвоировала Викторию с перепачканными простынями в уборную, где заставляла стирать их холодной водой в ванночке для мытья ног. После их ухода тут же открывалось окно, и палата проветривалась. До вечера простыни не успевали полностью высохнуть, и у Виктория не проходил насморк. Когда Лариса заикнулась было о бесчеловечном отношении санитарки к больной, лечащий врач свел все к шутке, дескать, той при ее заболевании полезны водные процедуры и обертывания мокрыми простынями, это укрепляет нервную систему. Потом внимательно посмотрел на Ларису и заявил:

— А у вас, похоже, повышенная возбудимость, следует увеличить дозу нейролептиков. Что предпочитаете: галоперидол или мажептил?

За пятой койкой утвердилась дурная слава. За три месяца, пока Лариса находилась здесь, на ней умерли две женщины. Ее между собой пациентки называли «электрический стул», хотя кровать эта была самой обычной. Одна пожилая женщина умерла на ней от развернутого делирия в комплексе с пневмонией, а другая — от очень редкого и страшного заболевания, носящего безобидное название «болезнь Крейтцфельдта — Якоба».

Видно, для того, чтобы порушить дурную славу этой кровати, ее недавно заняла симпатичная, но тощая и крайне неразговорчивая молодая девушка лет двадцати пяти, держащаяся особняком.

— Рекуррентная[10] шизофрения. Аминазин, — наутро, после ночного «консилиума», объявила всезнающая Светка.

На третий день злые языки стали утверждать, что девушка за время пребывания в больнице еще больше побледнела и похудела.

— Запаршивела, — резюмировала Светка. — Это все «электрический стул» дает о себе знать.

Группа «маньяков», объединившихся вокруг Светки, теперь каждое утро считала своим долгом остановить девушку в коридоре и настойчиво поинтересоваться ее здоровьем, заставляя ее сильнее бледнеть.

Светка и Лариса после утреннего обхода играли вторую партию в шашки, когда санитарка Маша влетела в палату и смела шашки с доски.

— Тебя к главному! — выпалила она, глядя на Ларису.

Светка, расстроенная из-за того, что не дали закончить явно выигрышную партию, последовательно показала санитарке язык, кукиш и голый зад, на что та презрительно хмыкнула, мол, мы и не такое видели. Лариса поспешила к главному врачу. Всем было известно, что это могло грозить всевозможными неприятностями или означать освобождение из этих стен с зарешеченными окнами. Главный врач сегодня вышел на работу после месячного отсутствия, и срочный вызов к нему вряд ли был вызван приятными причинами.

— Здравствуйте, — произнесла Лариса, но врач с сердитым выражением лица пропустил ее приветствие мимо ушей.

— Мне доложили о результатах гинекологического осмотра. Вы беременны, и срок уже значительный.

— Я знаю.

— Почему вы не сообщили об этом?

— Не знаю.

— Необходима срочная операция, гинеколог выписал направление.

— Мне оно не нужно.

— Вы соображаете, что говорите? Вам вкололи море нейролептиков, закормили психотропами и антидепрессантами, и вы хотите оставить ребенка?!

— УЗИ показало, что плод развивается нормально… — начала Лариса.