— Вы не можете так поступить, — возмутился пастух. — Вы ведь сказали, что она принцесса.

— Она варварская шлюха. И, судя по ее виду, ты тоже не слишком Щадил ее, когда бил. Или это случилось ночью, когда ты овладел ею?

Шайя услышала, как мальчишка возмущенно перевел дух.

— Я бы никогда…

— Ты не трахнул ее? — Мальнигаль расхохоталась. — Предпочитаешь коз? Глупец. Сними с нее ботинки. Они ей точно больше не понадобятся. Последние мили она пройдет завтра босиком.

— Но у нее болят ноги… Она не может…

— Ты же слышал, что она сказала: она ничего не боится. Таковы принцессы, они не представляют себе, что однажды мир может обойтись с ними так же сурово, как и со всеми остальными.

— Мне уже не нужны ботинки!

Шайю все еще прижимали к земле. Она не видела мальчика, но отчетливо слышала бессильную ярость в его голосе.

— Уходи! — прошипела она.

— Да, уходи, — поддержала ее Мальнигаль. — Тебе не нужна ни баба, ни ботинки. Ты же настоящее дитя природы. И поскольку это так, я решила, что тебе не нужна награда за то, что ты привел к нам эту варварскую потаскуху, — она все больше входила в раж, ее высокий голос срывался, а на последних словах и вовсе перешел в визг. Возражения Мальнигаль готова была терпеть лишь от матери матерей, по отношению к которой проявляла только униженное подобострастие.

— Уходи! — умоляющим голосом повторила Шайя.

Священнослужительница сунула ей в лицо покрытый пылью ботинок.

— Целуй мне ноги!

Во рту у Шайи слишком сильно пересохло, в противном случае она плюнула бы на потрескавшуюся, потертую кожу. Она подняла голову, словно котенок, потерлась щекой о крепкую икру жрицы. А потом укусила. Со всей яростью, на которую была способна, она вонзила зубы в твердую ногу.

Мальнигаль пронзительно вскрикнула. Ясеневый посох с убийственной силой обрушился на спину Шайи. Но принцесса почти не почувствовала боли. Кровь наполнила ее рот, и, когда ее в конце концов оттащили от Мальнигаль, она выплюнула на землю кусок мяса.

— На эту ночь эта шлюха принадлежит вам, — прошипела жрица, бледнея от ярости и боли. Мальнигаль прижала руку к окровавленной лодыжке. — Овладевайте ею, как хотите. Если завтра она сможет только ползать, мне все равно. Главное, чтоб живая осталась.

Шайя свернулась калачиком, подтянула ноги к себе, скрестила руки на груди. Она думала о Шен И Мяо Шоу, целителе с Шелковой реки, который восстановил ее девственность по велению ее отца и научил ее способу убежать к приятным воспоминаниям, чтобы укрыться от здесь и сейчас.

У нее почти получилось, но слова пастуха вернули ее обратно в реальность.

— Вы ничего с ней не сделаете! — Широко расставив ноги, мальчик встал, заслоняя ее собой. — Я пойду с вами в Дом Неба. Никто из вас и пальцем ее не тронет. Она принадлежит лишь матери матерей.

Мальнигаль насмешливо расхохоталась.

— Думаешь, я сделаю что-то такое, чего не одобрит мать матерей, — она махнула рукой охотникам. — Заткните его! Окончательно.

Оба обнажили ножи и, ухмыляясь, предвкушая победу, принялись кружить вокруг парня. Они двигались быстро, стараясь делать так, чтобы один из них постоянно находился за спиной у парня.

— Атакуй! — крикнула Шайя, зная, что это единственный шанс выжить в неравном бою.

Пастух поднял посох, чтобы обрушить его на одного из охотников. Смертельная ошибка. Его противник поднырнул под палку еще до того, как мальчик успел нанести удар. Нож угодил парню в живот. Темным фонтаном брызнула во все стороны кровь. Главный кровеносный сосуд был перерезан. Пастух умер еще до того, как успел осознать, что произошло.

Шайя отчаянно пыталась выбраться из пут, но добилась лишь того, что тонкая кожа еще глубже впилась в запястья.

— Твой маленький принц оказался лишь болтуном, — охотник схватил мальчика за длинные вьющиеся волосы, поднял труп. — Жаль, что он уже не сможет посмотреть, как поступают с бабами настоящие мужчины.

— Я убью тебя, — прошипела Шайя. — Скормлю твою печень собакам.

— Ничего не выйдет, — расхохотался мужчина, и в лицо Шайе брызнула слюна. — Видишь ли, ты уже не принцесса. Теперь ты наша шлюха.

Второй охотник схватил ее сзади и, подняв, уложил на валун. А потом задрал тунику.

Шайя не знала, сколько времени ее продержали взаперти. Несколько часов? Несколько дней? Холод пронизывал до самых костей. Раньше она думала, что это невозможно, но теперь она тосковала по времени, проведенному в козьем хлеву. Там хотя бы был свет. И тела животных давали тепло.

В этой камере царила темнота. Должно быть, она находилась где-то внутри скалы. Девушка уже не помнила, как именно попала сюда. От боли горела каждая клеточка тела. Но воспоминания спасли ее. Не только об Аароне. Еще о том, как она танцевала для отца на большом барабане. Тогда он гордился ею. И она даст ему повод гордиться еще раз. Она не наложит на себя руки, что бы они с ней ни сделали. Совершить самоубийство — значит сдаться. Она воин! Им придется убить ее. Сломать не смогут.

Шайя подняла голову — послышался какой-то звук. Шаги. Не тихие шаги священнослужительниц. Твердые, самоуверенные шаги. Скрипнул засов, и мгновение спустя в глаза вонзились кинжалы ослепительного света. Она застонала. Опустила веки, но свет продолжал жечь, пока она не подняла руку и не закрыла их еще и рукой.

— Что вы с ней сделали? — возмущенно спросил незнакомый голос. — Она принцесса империи! Как вы могли запереть ее в этой крысиной норе?

— Она сбежала. Она опасна, бессмертный, — это был голос Табиты, матери матерей.

— Ничего не хочу слышать. Если она сумела сбежать, это ваша вина. Вытаскивайте ее отсюда. Вымойте ее. Я хочу видеть ее в той большой комнате, где ты встречала меня. И я хочу, чтобы туда привели ваших ищеек. Это ведь они вернули Шайю. И обращайтесь с принцессой уважительно!

Шайя почувствовала, что кто-то приблизился к ней, но не осмелилась убрать руку от глаз. Чья-то рука коснулась ее щеки.

— Все позади, принцесса. Ваши страдания окончены.

Это не голос Муватты! Кто этот чужак, которого Табита назвала бессмертным? И что означают его слова? Неужели зима уже миновала? Неужели прошло столько времени? Она упрямо выпятила подбородок. Если настал день ее смерти, она умрет как воин.

Стоя прямо и не испытывая страха.

Свет все еще был мучителен. Шайя сильно щурилась, по щекам бежали слезы, и испытываемая из-за этого ярость сжигала ее. Проклятый свет! Она ничего не может с этим поделать. В комнате чересчур светло! Она была слишком велика, стены выкрашены в светлый цвет, и только на потолке — следы копоти от двух жаровен, источавших приятное тепло.