Отдернув ладонь, Фрейм резко развернулся и растворился во тьме коридора. Огарок свечи зашипел и погас.

Я вошла в комнату – такую же древнюю и затхлую, как и все в этом замке. Открыла окно, впуская холодный морской воздух. Умылась за ширмой. Белье на кровати и правда оказалось лучше, чем я ожидала. По крайней мере, оно не развалилось, когда я на него легла.

Замок вздыхал и скрипел, под полом, кажется, скреблись мыши. Где-то в темных глубинах этой разваливающейся громадины отдыхает мой брат. И сжимает бокал с виски Фрейм.

И меня пугает, что несмотря ни на что, я не могу выкинуть его из головы.

«…Утверждают, что родную кровь узнаешь с первого взгляда, в любом обличии. Вроде бы у многих так и случилось, но у хроникеров нашей газеты так и не вышло найти тех, кто это утверждает…

Издание “Единственная правдивая газета Пяти Королевств. Мы выведем всех на чистую воду!”»

***

Я проснулась от одуряющего запаха свежей выпечки. Не открывая глаз, осторожно втянула аромат и едва не захлебнулась голодной слюной. Так и есть! Где-то совсем рядом лежит и дразнит меня вкуснейшая творожная булочка! А я последний раз нормально ела еще в Соларит-Вулсе! И если сдоба окажется плодом моего голодного воображения, я точно кого-нибудь покусаю!

Повернув голову, я медленно открыла глаза. Моргнула. Резко села. Ватрушка была, и даже не одна. Пышная, ароматная, политая ванильным кремом и посыпанная корицей. Схватив ее, я откусила сразу половину и замычала от удовольствия. Как же вкусно! Невероятно вкусно! Удивительно, что в таком запущенном и разваливающемся замке выпекли такую невероятную вкуснятину!

Запущенном?

Разваливающемся?

Я обвела взглядом комнату и едва не подавилась. Осторожно дожевала, запила булочку стаканом молока. Потёрла глаза и снова осмотрелась.

Ладно, ночью я не слишком приглядывалась и в скудном свете едва тлеющей свечи могла пропустить какие-то детали, но чтобы не заметить все целиком? Я ложилась спать в жутковатой комнате, по стенам которой ползла плесень, а паркет натужно скрипел при каждом моем шаге. А сейчас?

Я снова ошарашенно осмотрелась. Сейчас в окна мягко текли потоки утреннего света, озаряя невероятно красивую комнату. Да, ночью я не приглядывалась к мебели, но разве могла не заметить этот изящный столик, инкрустированный янтарем и лазуритом, или этот комод с золотыми ручками? Хорошо, я не присматривалась к стенам, но разве могла перепутать отслаивающиеся кусками обои с шелкографией, по которой порхали вышитые птицы? А моя кровать? Я сидела в ворохе белоснежных хрустящих подушек, а матрас подо мной напоминал нежное и упругое облако. На окне развевались под дуновением теплого ветерка занавеси – легкие и прозрачные.

Ничего не понимая, я осторожно опустила ноги на пол. Золотистые дощечки паркета оказались теплыми. И пока я шла к окну, ни одна из них не скрипнула.

Отдернув бархатные шторы, я снова осмотрела комнату. Красивая изящная мебель, парча и шелк. Такой комнатой мог бы гордиться даже Правитель Арвиндаля!

Но засыпала-то я совсем в другой обстановке!

– Какого черта? – пробормотала я, в очередной раз протирая глаза.

Даже таз для умывания изменился. Ночью вода текла в проржавевшую посудину, а сегодня это была фарфоровая чаша с росписью. Ветхие, истончившиеся полотенца сменились пушистыми и белоснежными.

На роскошном кресле кто-то оставил для меня одежду – тончайшее батистовое белье и чулки, голубое платье в пол, бархатные, расшитые золотом туфли, атласную накидку с меховой оторочкой. Наряд, достойный королевы!

По-прежнему ничего не понимая, я быстро оделась, заколола волосы драгоценным гребнем и глянула на себя в зеркало. Из его глубины смотрела роскошная девушка, словно наряд подчеркнул все лучшее во мне. Качая головой, я выскользнула в коридор. Он тоже изменился. Куда делись плесень, паутина, грязь? Сейчас я видела лишь красивую мебель, искусные гобелены и картины. Лестница сияла, словно ее только что натерли маслом. Хрустальные люстры и канделябры рассыпали солнечный свет и блестели радугой.

Вертя головой и изумляясь на каждом шагу, я дошла до арочных дверей, толкнула их и оказалась в кабинете, где вчера сидел слепой старик. Кабинет тоже преобразился, да так, что я могла лишь пораженно хлопать глазами. Сейчас здесь было по-настоящему роскошно. Чудесная комната дышала той особой благородной красотой, которую создавали великие мастера прошлого. И в другое время я с удовольствием потратила бы целый день, рассматривая книжные шкафы с бесценными фолиантами и полки с антикварными часами и шкатулками. Но сейчас меня больше занимал человек, сидящий в кресле у камина. Он не услышал, как я вошла. Он читал утреннюю почту, иногда поднося к губам тонкую чашечку и делая глоток кофе. Меня он не видел, а я застыла, рассматривая его и забыв, как дышать.

Красивый. Несомненно, красивый. Хотя я всегда знала, что он будет таким. Высокий, это видно даже когда он сидит. Широкоплечий, с отличной поджарой фигурой. Светлые волосы коротко острижены сзади, но спереди пряди длиннее и падают на лоб, отчего молодой мужчина морщится и слегка кривит губы. Они такие же, как у меня – изогнутый лук. Одет мужчина в штаны и рубашку, сверху накинут бархатный халат с кисточками. И почему-то от вида этого халата мне смешно. Смех рвется из груди, заглушая рыдание.

Услышав смешок, мужчина поднял голову и наши глаза встретились. Его – бесконечно зеленые, словно холмы Туманного Королевства. Словно сад, в тени которого мы выросли. Словно мхи возле родника, где мы плескались в солнечный день.

Письма выпали из рук брата, и он вскочил. Замер на миг, жадно всматриваясь в мое лицо, а потом в несколько шагов пересек зал и прижал меня к себе.

– Мэ…рид, – выдохнул он.

Я обхватила руками его спину, уткнулась лицом в грудь и ощутила его запах. Какой-то совершенно родной. Немного мыла, чуть-чуть вереска. Такой знакомый, такой привычный аромат. И сильные руки брата, обнимающие меня, говорящие, что я наконец-то дома. После стольких лет одиночества и поисков я наконец дома! Рядом с братом, которого всегда любила. Даже не помня – любила.

Я верила, верила, что он жив!

Верила…

Отстранившись от Коллахана, я размахнулась и влепила ему смачную пощечину. Его взгляд стал ошарашенным, а потом сразу понимающим. Брат потер щеку с разливающимся по ней красным пятном и тяжело втянул воздух.

– Заслужил, – мрачно произнес он.

Не выдержав, я как-то придушенно всхлипнула. Никогда не была плаксой, но… Но не удержалась.

– Не… плачь, – запинаясь, произнес Коллахан. Теперь он выглядел расстроенным и смущенным, явно не понимая, как себя вести и что говорить рядом с рыдающей сестрой.

Я вспомнила, что сказал Фрейм. Чтобы произнести слово, мой брат должен мысленно найти его в какой-нибудь книге. Чужие слова, вложенные в его уста.