– Часть снимков не удалась, – заметила Инара, приобнимая Прию, – иногда на восстановительной стадии их было трудно убедить, что жизнь у них налаживается. Мы с Прией придумали этот проект, чтобы они сами смогли увидеть и понять это. Но нам захотелось сделать такие же фотосессии для вас всех. Поначалу мы доставляли вам слишком много хлопот, а вы нас удочерили, и именно нам, полагаю, следовало постараться убедиться, что ваши раны тоже исцелились.

Виктория-Блисс скомкала салфетку и так бросила ее в сторону Эддисона, чтобы он не смог подхватить ее.

– Мы благодарны вам, – заявила она, – и знаем, что после судебного процесса вы не видели остальных, когда миссис Макинтош сообщила нам о стипендиях, которые она выделила для всех нас. В общем, нам хотелось подарить вам новые фотографии, чтобы вы думали не только о прошлом.

– Это потрясающе, – прошептала я, проиграв в борьбе со слезами, победно заструившимися по моим щекам. Но Вик тоже расчувствовался, и даже Эддисон, блестя глазами, из последних сил стоически сдерживал скупые слезы.

– Второй альбом, Мерседес, лично для тебя, – заметила Прия.

– То есть мне следует смотреть его в одиночестве?

– На твое усмотрение. Я просто имела в виду, что парни не получат полные копии. – Увидев шутливо обиженную гримасу Эддисона, она показала ему язык. – Зато никто больше не получит каникулярные фотографии спецагента Кена.

– К тому же, – задумчиво произнесла Инара, – в его альбоме будет несколько дополнительных снимков, учитывая, что спецагент Кен и мой голу– бой дракончик вместе отправились на встречу с девочками.

– Боже мой, – просипел Брэндон, выглядя как польщенным, так и шокированным.

Все три девушки одарили его озорными улыбками.

Положив второй альбом поверх первого, я открыла его и обнаружила фотографию восьмилетнего Брэндона Максвелла, жертву похищения моего самого первого расследования в качестве агента. С полными слез глазами и сияющей улыбкой он сидел вместе со своими родителями, держа на коленях ярко-зеленого плюшевого мишку. За ней следовала новая фотография, слегка зернистая, как бы не в фокусе, восемнадцатилетнего парня в оранжевой с белой отделкой шапочке и мантии выпускника колледжа. С белозубой, поблескивающей брекетами улыбкой, а на шапочке пристроился потрепанный, выцветший, зеленый мишка.

– Обалдеть…

Целый альбом. На каждой странице фотографии детей с плюшевыми мишками, спасенных во время наших расследований, и их же фотографиями, сделанными этим летом. Возрастной диапазон детей начинался в первом десятке и простирался до середины третьего, и все они…

– Мы получили разрешение от агента Дерн, – сообщила Прия, поглядывая, как я переворачиваю страницы. – На самом деле мы сомневались, разрешено ли связываться с такими семьями, но она сказала, что все будет в порядке, поскольку связываться с ними будет Стерлинг, а мы не станем разглашать никакой частной информации.

– Элиза?

– Это же твоя десятая годовщина в Бюро, – с улыбкой произнесла она и пожала плечами. – Я говорила им, что мы хотим сделать для тебя подарок, и они все охотно соглашались и с удовольствием посылали нам по электронной почте снимки с мишками, если они у них сохранились. Вероятно, нам удалось собрать лишь процентов двадцать пять. Но, честно говоря, это довольно солидный процент. Они присылали нам фотки, а мы их распечатывали.

Среди фотографий имелись и снимки самой Прии, тощей, двенадцатилетней, резко вытянувшейся девочки с голубыми прядками в ее черных волосах. На одной фотографии она сидела, обнимая плюшевого медведя и хмуро взирая на дневник с так и не законченным письмом к Чави. Другой снимок запечатлел ее мать, должно быть, совершенно изумленной вспышкой ярости Прии, и потрясенным Эддисоном, в лицо которому летел все тот же плюшевый мишка.

Эддисон тяжело вздохнул, но теплая, сердечная улыбка показывала всю неубедительность тяжести его вздоха.

А за ними следовала недавняя фотография, на которой Прия сидела за столом в ресторане; ее майка обрезана наискосок пониже груди, поэтому хорошо видна сделанная на боку татуировка. Перед ней на тарелке сидел мишка в крошечной белой майке с красными буквами, гласящими: «Я пережил ужин с Гвидо и Сэлом».

Большинству Бабочек мы не стали дарить плюшевых мишек – они уже выросли из детского возраста, и нам казалось, что не стоило излишне опекать их. Правда, подарили одну игрушку Кейли, и на снимке, где она сидела в машине своей мамы, мишка расположился на приборной панели.

Еще несколько фотографий запечатлели детей последнего месяца, и меня так переполняла благодарность, что я практически не могла говорить.

Вик встал и, обойдя стол, по очереди обнял девушек, чмокнув каждую в щеку.

– Это чудесный подарок, девушки. Спасибо вам.

Я кивнула, не способная, как дурочка, вымолвить хоть слово, и еле сдерживала идиотские рыдания.

Юный агент, который вел протокол во время допроса в Отделе внутренних расследований, просунул голову в конференц-зал. Как мы узнали, его звали Эриксон.

– Агенты? Когда вы будете готовы…

Мы заскочили в кабинет Вика, чтобы оставить альбомы в надежном месте, и проводили девушек до выхода. Все трое, по очереди, крепко обняли меня, бормоча слова благодарности, и если поездка вниз на лифте позволила мне слегка успокоиться, то чертово прощание опять пробило на слезу. Вик, не глядя, вручил мне носовой платок.

Когда мы вновь заняли наши места в зале заседаний, на столе перед тем местом, где мне приходилось сидеть последние три дня, лежали мои документы, закрытая папка с моим делом, мои удостоверение и жетон с эмблемой. Я обхватила руками этот жетон, ощупав знакомые изъяны.

Кому-то – вероятно, агенту Дерн – удалось все-таки удалить остатки крови из нижней части буквы «U». Года четыре я безуспешно пыталась очистить его, используя разнообразные средства: от пластмассовых палочек с ватными тампонами до иголок, упорно пропитывая грязь мыльной водой, – и вот теперь жетон абсолютно чист. Потускневшие потертости выступающих поверхностей рельефов Фемиды и орла окружали более блестящие буквы, меньше истершиеся в кармашке моего бумажника. За десять лет этот жетон стал частью меня самой.

– Агент Рамирес.

Я взглянула на агента Дерн; она сидела напротив за столом, глядя на меня с необычайным сочувствием.

– Данное расследование выяснило, что ваши действия были не только уместны, но и необходимы. Хотя нас огорчила гибель преступницы, вы поступили так, как должны были, чтобы защитить не только вашего напарника, но и взятого в заложники ребенка, и мы благодарим вас за службу. Ваш административный отпуск заканчивается, и хотя мы также рекомендуем вам пройти курс психологической поддержки, способный помочь справиться с эмоциональными последствиями, вам разрешается вернуться на действительную службу.

– Если вы сами этого хотите.

Эддисон зажал рот ладонью и уставился в стол с таким озадаченным видом, что в попытках не показать своей злости, должно быть, страдал неимоверно. Стерлинг, сложив руки на коленях, тоже не сводила с них глаз, хотя они блестели влагой.