Велехову этот разговор не нравился – он разбередил в душе то, что он хотел бы забыть. Забыть, и больше никогда не вспоминать. Рафик же – отнесся к словам руси серьезно, вопреки бытующему мнению горцы отнюдь не были фанатиками. Они требовали уважения к своим традициям и обычаям – но уважали обычаи и традиции других народов. И если человек, тем более гость говорил, что он делает так, потому что этого требует вера его отцов и дедов – это было достаточное объяснение, чтобы позволить ему и дальше делать это, если это, конечно не шло совсем вразрез с местными верованиями и убеждениями. И еще – Максуд услышал то, что он хотел бы немедленно уточнить.

– Эфенди… – сказал он – а разве за ваших женщин совсем не надо платить никакую цену? Совсем-совсем никакую?

Максуд конечно не видел, как выглядят казачки, женщины казаков – но даже так, это выглядело крайне выгодной для него сделкой. У Максуда было три сына, каждому – надо было купить жену, причем старшему – надо было подыскивать прямо сейчас. Все знали, что Максуд торгует – и небольшим выкупом не обойдешься, потребуют золотом. Причем, невеста может быть и совсем невидной: на Востоке, с учетом того, что распространены гаремы, даже дурнушка в девках не останется. А если эти руси такие дураки, что отдают своих женщин просто так – надо, не теряя времени, действовать, и взять каждому сыну по женщине. Так он немало сэкономит.

– Ну, как сказать… – сказал Велехов – конечно, выкуп платить надо, просто у нас это немного по-другому. Семья невесты – должна собрать приданое для дочери, если хочет хорошо отдать ее замуж. Это у нас называется – кладка, положить кладку. Тут уж у кого какая семья, бывает – пару кофтенок да одеяло дадут, а бывает, что и мельницу в приданое положат. А на самой свадьбе – происходит выкуп невесты. Но не так как у вас, у нас это ритуал. Положат несколько золотых монет, и того ладно.

– О, Аллах…

У Максуда загорелись глаза. Он просто не мог поверить в то, что услышал. Неужели руси и в самом деле так глупы, что не только отдают своих женщин за копейки, но еще и приплачивают за них. Мельница! Максуд знал, что такое мельница – ими владели в горах богатые феодалы, нещадно беря плату с тех, кто ею пользовался. Неужели руси могут бесплатно отдать женщину, да еще дать в приданое мельницу?!

– Эфенди… – Максуд взял казака за руку, явно растроганный – эфенди. Клянусь Аллахом, мы богатая и всеми уважаемая семья здесь. У меня три сына – и все мы происходим из рода шейхов. Наш давний предок – воевал за Пророка Мухаммеда! Эфенди. Если ты поможешь моим сыновьям взять себе жен в вашем народе – клянусь Аллахом, я в долгу не останусь, эфенди…

– Э… – протянул Велехов – так не пойдет. У нас казачек отдавать за чужаков не принято, не делают так. Нет, не принято. Тем более, за правоверных – у нас выходят только за человека своей веры. Нет, не выйдет…

– Эфенди… – не успокаивался Максуд – клянусь Аллахом, я все сделаю. Накрою стол, дам дорогие подарки. Аллахом клянусь, все сделаю, только помоги…

* * *

Тем временем, долговязый, жесткий как молотильный цеп Петро Кательников, тоже воевавший на Востоке и знающий арабский – шагал рядом с ослом, замыкающим колонну, на которого он примостил свой заряженный пулемет – схватил и стреляй. Он разговаривал со вторым рафиком, известным и уважаемым в округе мужчиной по имени Рабих, у которого было целых одиннадцать сыновей и все – воины. Правда, о невестах он не расспрашивал – был уверен, что сыновья смогу себе женщин и украсть. Такое тоже здесь было, порой по хитрости, коварству и внезапности местные женихи превосходили казачьих пластунов и отряды спецназа. Заканчивалось все это по-разному. Понятное дело, что если дочь украли – то девственной она в дом не вернется, а не девственную – никуда не денешь. Но шила в мешке не утаишь – узнавали, кто украл, отправлялись на переговоры – все мужчины в роду, тяжело вооруженные. Переговоры шли о кихите, выкупе, который платили не только за кровь – но и вообще за любое совершенное преступление. Здесь важно было показать свою силу – сумма денег прямиком зависела от опасности войны между родами, деньги должны были избавить от кровопролития. Если договориться не удавалось – приглашали кадия, судью, который и мирил стороны – но иногда все заканчивалось кровавой резней. Такое тоже бывало.

Но Рабиха интересовало не это…

– … Не… – обстоятельно рассказывал Петро Кательников, попирая каменистую землю ногами, обутыми в десантные полусапоги и не забывая поглядывать по сторонам – мы люди не сказать, что богатые. Но и чтобы бедовали – тоже не сказать. Все в пропорции у нас. Ну, вот у меня, скажем хозяйство – домишко, сам срубил, о пяти окнах, баз хороший, скотинка – четыре коровы держим, свинки. Овец нас нет, больно мешкотно с овцами, да и пастух, гад, за каждую просит, хвитина ему в дыхало. За корову еще туда – сюда, они молоко каждний день так дают, а вот ты за овец то заплати. От коров прибытка больше, как дорогу пустили – жинка, та сноха на станцию пойдут, молоко, пирожки продадут – кто с поездов, хорошо платит. Раньше еще волов держали, а теперь не держим, трактором пашем. Вон, у нас с Гришкой, да с Никитой Бурьяновым, есть такой казачишка – мы трактор на три земли взяли, на три хозяйства. Больше нам и не надо.

– А земля?

– А чего земля? – Кательников зевнул, по привычке перекрестив рот под тканью защищавшего от пыли шемаха – землица войсковая, нам Ее Государь отписал в вечное пользование, за службу. Мне вот, по хозяйству моему полагается три десятка десятин пахотной[105], да на скот скосить сколько то. Но травы не хватает, я сено покупаю. Землю у нас раньше всю делили, теперь только по укосам делят. А земля твоя, потому что у кого как. У меня вот – четыре коровы, я с них навоз на поля каждний год вывожу, землица дюже жирная. А кто – на печи лежит, так землица у него сухая, как мышиный помет. И чего? Я с ним должен землю делить? Да ни в жизь. Скорее выпорем на сходе за лень.

Рабих – примерно пытался прикинуть размеры благосостояния гостя – и не мог. Он, например, не представлял себе, что такое дом о пяти окнах и баз – просто потому, что не представлял дом, построенный из дерева, он не знал, что есть такие места, где все дома из дерева. Дерево здесь – ценилось на вес золота, им даже топили, и то в самый холод. Да и плохое здесь было дерево, кусты одни, совсем тепла не дающие. Но четыре коровы! Здесь признаком богатства считалась одна корова, не то что четыре. Молочные продукты были только на столе у феодалов и шейхов. А тут… У обычного воина, который шел рядом с ним – было четыре коровы! И свиньи – правда, свиньи это харам, но говорят, что неверным можно…

– Эфенди… – сказал Рабих – а что есть десятина…