Приезжал эксперт по физиогномистике из университета, сравнил походку Людвигссона с видеозаписью у банкомата и практически сразу констатировал, что он не мог быть тем мужчиной с велосипедом возле банка. В принципе, с него можно снять подозрения в причастности к взрыву.

– Хотя мы и засадим его за хранение оружия и угрозу насилием, а также, возможно, за мошенничество, – говорит Свен.

Кроме того, они связались с оперативной группой национального управления, занимающегося организованной преступностью, и хотя поступали сигналы об увеличении напряженности между двумя наиболее влиятельными группировками, ничто не указывает на то, что бомба была заложена с целью убить Дика Стенссона. Так что эта версия также отпадает.

СЭПО на них не выходила.

– В каком-то смысле мы зашли в тупик, – признался Свен. – Мы продолжаем работать. Юхану пока не удалось разыскать адреса никого из Куртзонов, но мы ищем. В стране они не прописаны, но жилье у них тут где-то есть, в этом я уверен почти на все сто. В фирме Куртзона отвечают, что не знают, где находится Юсеф, – или отказываются выдавать такую информацию. А у вас какие успехи?

– Мы сидим в ночлежке Евангелической миссии. Ждем, не появится ли Юсефина Марлоу.

– Хорошо. О семействе Вигерё мы тоже не узнали ничего нового. Мы посмотрели также материалы дела по ДТП, в котором погиб Понтус Вигерё, но там нет ничего интересного. Машина давно отправлена на металлолом, а отчеты службы спасения и наши собственные очень немногословны. Якобы у него прокололась шина и он съехал с дороги. Тогда не было никаких причин подозревать, что это преступление, возможно, и сейчас их тоже нет.

– Не уверена, – задумчиво произносит Малин.

– Я тоже не уверен.

Слова Свена ставят Малин в тупик. Повисает пауза.

– Вы собираетесь ночевать в Стокгольме? – спрашивает Свен, и через маленькое окошко, ведущее во двор, Малин вдруг замечает, как снаружи стемнело, как тихие, но неумолимые сумерки начали занимать город.

Внезапно у нее возникает мысль, что они даже не задумались, где будут ночевать, но остаться им придется, ибо они отнюдь не закончили прорабатывать эту версию, и она думает о пластиковой карточке в бумажнике – на счету не так много денег, но их хватит на оплату приличного гостиничного номера. Ей не придется ночевать на улице, в общественном туалете или в вонючей постели в ночлежке.

– Мы остаемся. Что-нибудь найдем.

– Хорошо, – отвечает Свен. – А все остальное в порядке?

В порядке? Далеко не в порядке. Пока все еще больше запуталось, но, возможно, они на верном пути.

– В порядке, – говорит Малин. – Созвонимся, если что-нибудь случится.

Зак, сидящий рядом с ней на диване, закрыл глаза. Она слышит, как он похрапывает, и ощущает, как сама потихоньку погружается в сон. Закрыв глаза, Малин снова видит перед собой мальчика, мужчину, крошечное тельце в безликой больничной палате; он так одинок, и она хочет подойти к нему и погладить его по щеке, но не решается, не хочет отнять у него то единственное, чем он владеет, – его одиночество.

Бип-бип!

Писк телефона будит ее.

Это эсэмэска от Юхана.

Она нажимает на кнопку, чтобы прочитать сообщение.

Юсеф Куртзон. Страндвеген, 42.

Как Юхану все же удалось откопать адрес? Плевать. Может быть, он обнаружил квартиру, которой владеет предприятие?

Часы на телефоне показывают, что скоро восемь. Ночлежка открывается через двенадцать минут, за окнами уже выстроилась большая очередь. Самые причудливые существа Стогкольма пришли сюда, чтобы наполнить желудок и, возможно, поспать в теплой постели на чистых простынях.

Женщин всего несколько. Может быть, одна из них – Юсефина Марлоу?

Зак открывает глаза, потягивается и жалуется на боль в спине.

Адельчерн заходит в холл, смотрит в окно.

– Вам повезло, – говорит она. – В самом конце очереди я вижу Юсефину Марлоу. Но не выходите к ней, дождитесь, пока она сама войдет сюда. Иначе велик риск, что она развернется и уйдет, увидев вас.

Малин смотрит на Юсефину Марлоу.

У нее большие темные глаза. Как у девочек, только у нее нет той невинности во взгляде, как у них.

Бёрье Сверд и Вальдемар Экенберг сидят в кухне на вилле Бёрье, чувствуя, как сиденья черных барных стульев натирают задницу. Они потягивают теплый виски, животы отяжелели от бефстроганова из колбасы с рисом, только что приготовленного Бёрье.

Отработав целый день, пытаясь тянуть за различные ниточки после очередных никуда не ведущих сигналов от общественности, оба почувствовали, что на сегодня хватит. Сидя на своих рабочих местах в открытом офисном пространстве, усталые и потные, они смотрели друг на друга, думая, что Малин просто обязана что-то отыскать в Стокгольме, а иначе просто непонятно, куда дальше двигаться. И Бёрье почувствовал, что не хочет ужинать в одиночестве, что хорошо бы выпить, но не одному. А кто под рукой? Вальдемар. И Бёрье произнес в воздух:

– Что скажешь по поводу ужина и стаканчика виски у меня дома? Чтобы немного прийти в себя.

Вальдемар довольно усмехнулся.

– С удовольствием. Моя может приехать и забрать меня, когда мы закончим.

Ужин они приготовили вместе, болтая о чем угодно, кроме работы. Выпили виски за едой, добавили пива, позволив себе слегка захмелеть. Поговорили о собаках, об автосигнализации, об оружии и о дачах. Обсудили детей и бездетность. О горе и о том, что каждый сам решает, на что потратить свою единственную жизнь.

А сейчас они вышли в сад к собакам. И теперь стоят в холодке весеннего вечера, гладят животных, ощущая запах влажной шерсти, обещания собачьей преданности.

– Как ты думаешь, как там дела у Малин и Зака? – произносит Бёрье.

– У них наверняка все отлично, – отвечает Вальдемар, и он чувствует запах виски в его дыхании.

– Что скажешь по поводу того, что Свен вот так вот отпускает ее черт знает куда?

– Да оставь ты ее в покое, – говорит Вальдемар. – Для бабы она просто отличный полицейский.

* * *

Не человек, а тень.

Женщина, стоящая перед Малин и Заком, весит не более сорока килограммов. Она сантиметров на десять ниже Малин; истрепанные, покрытые пятнами джинсы висят у нее на бедрах, а когда-то белая штормовка кажется на три размера больше. Лицо ее почти скрыто капюшоном куртки, и на мгновение у Малин мелькает мысль, что фигура Юсефины Марлоу напоминает человека с видеозаписи, сделанной возле банка, но она тут же понимает, что это не так. Юсефина Марлоу ниже ростом, движения у нее резкие и хаотичные. Руки у нее дрожат, говорит она с усилием, словно язык не вполне повинуется сигналам головного мозга.

Но глаза!