Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце своего правления Сервий Туллий воздвиг храм еще одной богине – Диане. Она почиталась в Риме до Тарквиниев, являясь древнейшей богиней латинян, соответствующей греческой Артемиде. На Авентине, римском предместье, находившемся в те времена за официальной городской границей, существовал ее алтарь или храмик. На этом месте или рядом появилось святилище Дианы, символизирующее новую политическую систему и являвшееся вызовом патрицианской религиозной традиции. Образцом стал храм в малоазийском Эфесе, центре ионийской федерации. И это позволяет понять, почему культовая статуя авентинской Дианы напоминала древним авторам статую Артемиды из Массалии, доставленную беглецами фокейцами из Малой Азии, которая, в свою очередь, походила на знаменитую статую Артемиды Эфесской. Священным центром союза латинских городов была роща Дианы в Арреции. Благодаря слиянию эгейско-анатолийского культа Аритими с культом Дианы этрусский Рим закрепил свое положение главного города Латинского союза.
Тит Ливий расценивает это как достижение того, чего ранее римляне не смогли добиться силой. Дионисию Галикарнасскому также неизвестны войны Сервия Туллия с латинянами, но он подчеркивает, что Рим в годы правления этого царя господствовал над соседними латинскими народами и вынудил их построить храм Дианы с азилем для того, чтобы разрешать там на основании священных законов споры и разногласия.
Интересно сообщение того же Дионисия о существовании в Риме медной колонны, содержащей надпись греческими буквами с условиями соглашения между римлянами и латинянами и список народов, в нем участвующих. Указание на то, что надпись сделана «греческими буквами», означает, что использовался этрусский или архаический латинский алфавит, восходящие к греческому алфавиту, и что это, по всей видимости, была этрусская надпись.
С сооружением храма на Авентине связана анекдотическая на первый взгляд история о великолепной корове, приведенной в Рим неким сабинянином, получившим предсказание, что, принеся ее в жертву, он обеспечит своему сабинскому городу процветание и могущество. Жрец храма Дианы (по другой версии – раб сабинянина) сообщил об этом Сервию Туллию, корова была принесена в жертву им самим, и в знак этого над местом жертвоприношения были укреплены коровьи рога – естественно, в стремлении господствовать над всей Италией, в том числе и над сабинянами[377].
Сервий Туллий и впрямь мог бы считать себя любимцем Фортуны, если бы он имел добрых сыновей и наследников. Но было у него две дочери – Туллия Прима и Туллия Секунда[378], которых он выдал замуж за внуков Тарквиния – Луция и Арунта. Прима была кроткой и послушной дочерью, Секунда – диким, беспокойным созданием. Напротив, ее муж Арунт был добрым порядочным человеком, а Луций – вздорным и заносчивым. Распознав родственную ей душу шурина, Секунда стала исподволь подговаривать его против своего родного отца и собственной сестры.
– Сервий Туллий царствует не по закону. Власть должна принадлежать тебе. Ведь ты – настоящий мужчина, а не мямля, как мой муж. Сестра же моя тебе не ровня. Вот если бы я была на ее месте…
Взбудораженный этими речами, Луций убивает своего брата и Туллию Старшую, надеясь, что это откроет ему путь к браку с Туллией Младшей. И его расчет удается. На похоронах Туллия с таким притворством демонстрировала свою скорбь, что вызвала у отца беспокойство. Чтобы отвлечь ее от мнимого горя, он выдал безутешную вдову за такого же, как она, вдовца. И некому было удержать царя от этого опрометчивого шага, ибо Танаквиль давно уже соединилась в другом мире со своим Тарквинием. Теперь уже каждый день негодяйка напоминала супругу, что пора действовать.
– Очнись же! – убеждала она мужа. – Ты же царский внук и единственный законный наследник Тарквиния. Тебе не надо добывать царскую власть, как твоему отцу. Возьми ее или – если ты трус – возвращайся обратно в Тарквинии, откуда вышел твой дед.
Луций начал искать сообщников, особенно среди младших сенаторских родов, недовольных тем, что они не обладали авторитетом в государстве. Одним он напоминал о благодеяниях своего деда, которых они лишились с приходом к власти Сервия Туллия, других приманивал подарками и обещаниями.
Подготовив таким образом почву для захвата власти, он однажды ворвался в царском одеянии и при полных регалиях в царский дом и занял пустовавший тогда трон. Посланные им глашатаи привели отцов-сенаторов. Выходцы из старших родов были потрясены этой неслыханной наглостью и самоуправством. Воспользовавшись замешательством, Луций произнес речь, подготовленную с помощью супруги:
– Отцы-сенаторы! Я вижу, что кое-кого здесь смутило мое появление на этом троне, где вы привыкли видеть того, чье имя достойно его происхождения. Ведь он покровитель плебеев, доля которых прислуживать нам, патрициям. Рожденный рабыней, он уравнял тех из них, что побогаче, с вами. Он занял трон не по вашей воле, а по милости женщины.
В разгар этой речи в курию вступил Сервий.
– Что это значит?! – закричал он, подступая к трону. – Ты созвал без моего ведома отцов, ты восседаешь на моем месте.
– Это мое законное место, – прервал Тарквиний, – ибо я законный сын своего отца, а не царский раб, не самозванец.
На крики сбежался народ с Форума, патриции и плебеи. Недалеко было до потасовки. И в это мгновение Луций Тарквиний, устремившись навстречу старцу, схватил его на руки, пронес по проходу между скамьями и сбросил с лестницы.
Царские прислужники и провожатые бросились в бегство, а сам Сервий, весь в крови, едва живой, попытался добраться домой. Но его догнали слуги Тарквиния и закололи.
Луций Тарквиний, ниспровергающий своего тестя Сервия Туллия.
Вскоре после этого на колеснице здесь проезжала дочь Туллия Секунда, возвращавшаяся с Форума, где она была, чтобы поздравить супруга с царской властью. Достигнув верха Кипрейской улицы и повернув к Эсквилину, возница увидел тело зарезанного царя и в ужасе осадил коней поводьями. Тогда Туллия, выхватив поводья, погнала по телу родителя коней. Вернулась она домой на окровавленной повозке, обрызганная отцовской кровью, и осквернила домашних богов. Таково было начало преступного царствования, которое повлекло за собой и преступный конец.