«Будь счастлива! Ведь это не зависит от нашей воли!» — думала Джемайма, идя по улице. Она была так поглощена своими мыслями, что не замечала поклонов знакомых, пробираясь сквозь толпу и толкотню телег, экипажей и торговцев на Хай-стрит.

Выражение лица и успокаивающий тон матери запомнились ей лучше, чем несвязные слова, которые та говорила. Исполнив поручение относительно платьев, Джемайма попросила показать ей шляпки в знак признательности к нежной материнской заботливости.

Миссис Пирсон была бойкая, неглупая на вид женщина лет тридцати пяти. Она в совершенстве владела тем искусством болтовни, которое в прежнее время практиковали цирюльники, считавшие необходимым забавлять пришедших побриться клиентов. Она бурно выражала свое восхищение городом, пока Джемайме не наскучили ее похвалы, расточаемые месту, давно надоевшему ей самой своим однообразием.

— Вот несколько шляпок, мэм. Это как раз то, что вам требуется. Они нарядны и элегантны и в то же время очень просты. Как нельзя более подходят для молодых девиц. Потрудитесь примерить вот эту белую шелковую.

Джемайма взглянула на себя в зеркало, и ей пришлось признать, что шляпка ей очень шла. Щеки девушки покрылись стыдливым румянцем, когда миссис Пирсон пустилась в похвалы «роскошным, великолепным волосам» и «восточным глазам» покупательницы.

— Я уговорила молодую особу, сопровождавшую в прошлый раз ваших сестриц, — она ведь гувернантка, кажется?..

— Да, ее зовут миссис Денбай, — ответила Джемайма, разом потеряв свое безоблачное настроение.

— Благодарю вас, мэм. Так вот, я убедила миссис Денбай примерить эту шляпку, и вы не можете себе представить, как она была в ней мила. Но все-таки мне сдается, что вам она больше идет.

— Миссис Денбай очень красива, — проговорила Джемайма, снимая шляпку и разом потеряв интерес к примерке.

— Чрезвычайно, мэм. Совершенно особый род красоты. С вашего позволения, я сказала бы, что у нее красота греческая, а у вас — восточная. Она мне напомнила одну молодую особу, которую я когда-то знала в Фордхэме.

И миссис Пирсон громко вздохнула.

— В Фордхэме? — переспросила Джемайма, вспомнив, как Руфь однажды упомянула, что провела там некоторое время, да к тому же и родилась она в том же графстве, где находится Фордхэм. — В Фордхэме? Да, кажется, миссис Денбай приехала откуда-то оттуда.

— О нет, мэм! Она не может быть той самой молодой особой, о которой я говорю. Что вы! Она занимает такое место… Я сама-то ее почти не знала, только видела пару раз у невестки. Но красота ее была так замечательна, что я до сих пор помню ее лицо. Тем более впоследствии она так дурно себя повела…

— Дурно себя повела? — повторила Джемайма.

Последние слова портнихи убедили ее в том, что Руфь и молодая особа, о которой шла речь, не могли быть одной и той же женщиной.

— Ну, значит, это не могла быть наша миссис Денбай.

— О нет! Разумеется, нет, мэм. Право, мне очень жаль, если вам показалось, что я намекаю на что-то такое. Прошу прощения. Все, что я хотела сказать, — да и этого, может быть, мне не следовало себе позволять, принимая во внимание, кем была Руфь Хилтон…

— Руфь Хилтон?! — воскликнула Джемайма, обернувшись и глядя прямо в лицо миссис Пирсон.

— Да, мэм, так звали молодую особу, о которой я упомянула.

— Расскажите мне о ней, что она сделала? — попросила Джемайма.

Она старалась скрыть нетерпение, которое мог выдать голос или взгляд, но дрожала от предчувствия страшного открытия.

— Право, не знаю, следует ли рассказывать вам это, мэм. Едва ли подобная история подходит для молодой девицы. Руфь Хилтон была в ученицах у моей невестки, содержавшей первоклассное ателье в Фордхэме. У нее шили платья дамы из лучших семейств в графстве. А эта молодая девушка была очень хитра, смела и, к сожалению, имела слишком высокое мнение о своей красоте. Ей удалось завлечь одного молодого человека, который взял ее на содержание… Ах, простите, мэм, я оскорбляю ваш слух!..

— Продолжайте! — чуть дыша, проговорила Джемайма.

— Больше я почти ничего не знаю. Его мать приехала за ним в Уэльс. Очень религиозная леди, из старинного рода. Ее поразило несчастье сына, попавшего в руки к такой особе. Но она сумела заставить его раскаяться и увезла в Париж, где, кажется, и умерла. В этом я, впрочем, не уверена. Я, видите ли, по семейным обстоятельствам вот уже несколько лет как потеряла связь с невесткой, которая мне все это рассказывала…

— Кто умер? — прервала ее Джемайма. — Мать молодого человека или Руфь Хилтон?

— Ах, сударыня, пожалуйста, не смешивайте этих двух особ. Умерла мать. Миссис… имя-то я позабыла, что-то вроде Биллингтон. Да, эта леди умерла.

— А что стало с той… с другой? — спросила Джемайма.

Подозрения ее возрастали, и она даже не решалась выговорить имя.

— С девушкой? Да что ж могло с ней статься? Я точно не знаю, но ведь известно, что такие несчастные всегда переходят от дурного к худшему. Да простит меня Бог, если я слишком легко говорю об этих погибших женщинах, но ведь они, в конце концов, позорят наш пол.

— Так вы больше ничего о ней не знаете? — спросила Джемайма.

— Слышала только, будто она уехала с другим джентльменом, которого встретила в Уэльсе, но, право, не могу вспомнить, кто мне это говорил.

Повисла небольшая пауза. Джемайма размышляла обо всем услышанном. Вдруг она почувствовала, что миссис Пирсон наблюдает за ней уже не просто с любопытством, но с какой-то новой догадкой. Тем не менее Джемайме хотелось задать еще один вопрос. Она постаралась сделать это как можно более равнодушно и небрежно, вертя в руках шляпку:

— А как давно все это… то, о чем вы мне рассказывали, случилось?

Леонарду было восемь лет.

— Позвольте, дайте подумать. Это произошло еще до моего замужества. Замужем я была три года. Вот уже пять лет, как мой несчастный дорогой Пирсон скончался. Значит, нынешнем летом исполнилось девять лет. Алые розы, наверное, пойдут вам больше, чем сирень, — проговорила она, видя, что Джемайма без конца вертит в руках шляпку, которую ее затуманившиеся глаза даже не видели.

— Благодарю вас, она очень мила. Но мне не нужно шляпки. Извините, что отняла у вас время!

И, быстро поклонившись озадаченной миссис Пирсон, она вышла на вольный воздух и с какой-то новой энергией двинулась вперед по многолюдной улице. Однако, пройдя несколько шагов, она решила вернуться в мастерскую — и сделала это еще быстрее, чем вышла оттуда.

— Я передумала, — сказала она, едва переводя дух. — Я беру шляпку. Сколько она стоит?

— Позвольте мне поменять цветы, это минутное дело, и вы сами увидите, что розы лучше. Впрочем, эта шляпка будет хороша с любыми цветами, — сказала миссис Пирсон, высоко поднимая ее на руке и любуясь ею.