* * *

С трудами и великим напряжением организовав в яме трехэтажную пирамиду, Власов вылез наконец, выполз по осыпающейся куче песка, окружавшей раскопку со всех сторон.

– Как мамонта… Как мамонта поймали! – заскрипел он зубами в бессильной злобе, встал и распрямился.

– Стоять! Не двигаться! – услышал вдруг Власов из-за спины. – Руки!

Подняв руки, Власов осторожно, скосив глазом через плечо, увидел до боли знакомое лицо – сержанта Юрку – водителя РАФика.

– Ты что, совсем, что ль сбрендил, Юрка? – Власов начал было опускать руки…

– Стоять! – водитель, не сдержавшись, с силой и чувством ударил Власова ногой по заду. – На! Я тебе теперь не Юрка! Клещ!! Допрыгался, подонок? Стоять, падла вонючая, стоять! Еще, наверно, по жопе хочешь? Ну, на! Не жаль! Еще? И еще можно! С-с-сука!

* * *

Как же хорошо быть свободным! Асфальт послушной лентой скользит под колеса; далекий лес, стоящий, казалось бы, беспросветной стеной, вдруг, надвигаясь, расступается, давая дорогу.

Как весело бегут навстречу редкие машины, готовые предупредительно мигнуть тебе фарами, если там, впереди, что-то плохо – менты.

Белов вспомнил, что сам-то он едет на милицейском РАФике, канареечного цвета, – приметном, как шпанская муха на свежевыбеленном потолке.

Он отъехал уже километров тридцать пять от Мишутино-2 и, миновав Сергиев Посад, шел уже минут десять как по трассе Москва-Ярославль.

Самая пора этот РАФ бросить.

Справа, в тот же момент, как по волшебству, показалась заасфальтированная площадка для отдыха с одиноко стоящим КАМАЗом – рефрижератором. КАМАЗ стоял, ориентированный носом на север, – то, что надо.

Белов заехал на площадку, остановил свой РАФ.

– Эй, хозяин! – Он постучал легонько в дверь КАМАЗа.

– Что хотелось бы? – раздался сзади мелодичный голос.

Оглянувшись, Белов увидел невысокого человека с черными и умными глазами, направлявшего на него десантный автомат.

– Чего стучишь? Хозяин тут!

– Где? – Белов не понял, оглянулся.

– Тут, тут! Я и есть хозяин.

– На север едешь? – спросил Белов.

– Да-а, – протяжно, с сожалением ответил водитель.

– Возьмешь с собой?

– Ты же сам на колесах!

– Он не годится.

– Плохо едет?

– Очень желтый.

– С тюрьмы бежал? – печально спросил водитель.

– Да. Плохо там, – ответил Белов.

– Кормят говном, денег не платят… – вздохнул водитель, – знаю. – Он помолчал. – Воровал? Убивал?

– Нет. Ошибка. Перепутали меня, – сам не заметив как, Белов стал говорить точно как водитель КАМАЗа – с легким печальным акцентом.

– Бывает. Сам кто будешь?

– Художник.

– О-о… И я художник. Вчера, перед самой Москвой, троих разрисовать пришлось. Не знаю – вылечат ли?

Белов улыбнулся:

– Я тоже только что умыл шесть человек. Но я не банщик.

– Варуж, – протянул руку водитель, опуская автомат.

– Николай.

Они обменялись рукопожатием.

– С тобой подружимся, – сказал Варуж. – Я сразу вижу.

* * *

Подойдя к огромной мусорной яме – десять на десять метров – скрытой в кустах возле площадки для отдыха, Варуж кивнул:

– Сюда машину твою бросим, да? Здесь долго искать будут.

– Как – бросим? – не понял Белов.

– Бросить просто, – печально констатировал Варуж. – Найти трудно. Сейчас нарисуем, художник.

* * *

…Резиновая черная милицейская дубинка, так называемый «рычаг демократизации», найденная в РАФе, уперлась одним концом в сиденье водителя, другим – в педаль газа…

Варуж выскочил из РАФа на ходу.

РАФ, разогнавшись, птицей влетел в помойную яму и, упав с высоты двух метров, старательно забуксовал там, среди консервных банок, пустых бутылок, гнилых бананов…

– Мусор к мусору. – Варуж распрямился, взвесил в руке канистру с бензином, слитым им только что из РАФа.

– Плохо у них с бензином. Литров пятнадцать всего. Как тебя ловить будут? – Варуж сплюнул. – Велосипедом, наверно?

* * *

Группа, вывозившая Белова на следственный эксперимент, возвращалась из леса понурая: на разбушевавшегося Юрку, водителя, пришлось даже надеть наручники.

В конце их путешествия по лесу Юрка взмолился:

– Да как же я в браслетах машину поведу?

Они вышли из леса и сразу узрели одинокого судмедэксперта Ксенофонтыча, сидящего на склоне кювета возле того места, где они оставили РАФ, уходя в лес. РАФа, естественно, не было. Ксенофонтыч задумчиво жевал длинный стебель пыльного придорожного пырея.

– Ты спросил, как поведешь машину? – переспросил шофера Власов с нескрываемой злобой.

* * *

КАМАЗ со спокойным шелестом пожирал трассу со скоростью восемьдесят километров в час.

– Все понял, – рассуждал Варуж, крутя баранку, – одного не понял совсем: как следы твои там, на пустом месте, в лесу, заранее оказались?

– Да очень просто. Я действительно был в этом месте две недели назад, седьмого сентября. Потому и оставил следы, совершенно не зная, что сегодня они пригодятся.

– Но зачем ты был? Зачем ходил туда, в лес?

– Глину копал. Мы все там копаем: и Борька, и я. И Сашка, сосед мой.

– Глину – зачем?

– Керамику делать.

– Что?

– Скульптурки. Посуду. Кувшины, тарелки, вазочки. Малый гончарный промысел.

– А, вот почему и перекопано там все было! Это вы перекопали – глину добывали. Теперь я понял.

– Там глина отличная, но поискать – запотеешь: песок в основном. А в нем – комки глины.

– Ясно теперь: ты их специально туда именно привез! Показать, гляди: копано-перекопано? И следы твой есть. Дурить их ты туда привез, да?

– Именно! – подтвердил Белов. – Повез их – вот именно – чтобы дурить. И задурил.

* * *

На оставшейся далеко позади площадке для отдыха остановился караван сразу из трех трейлеров.

Время было обеденное.

Водители трейлеров уже закончили короткую И скромную трапезу: яйца вкрутую, сало, лук, хлеб, помидоры.

Один из водителей, самый младший, собрал шелуху от яиц, огрызки, бумагу. Скомкал, двинулся к мусорной яме.

– Мыкола, тю! Дывитесь, хлопци! – закричал он вдруг. – В погану яму РАФык кинули менты!