«Сосредоточься!»

Открыв по очереди изображения, я расположила их на экране так, чтобы было удобно сравнивать. Увы, но в тематике картин единства не прослеживалось – там были и портреты, и пейзажи, и натюрморты. Я опять начала их перемещать. Наконец, они составились в радугу, и во мне вновь всколыхнулась ностальгия, сладостная и одновременно щемящая. Но никаких намеков на «горшочек с золотом» я не увидела.

Тогда я последовательно скопировала фотографии в гугловский поиск по картинке. По некоторым изображениям никаких соответствий не нашлось. Зато мне удалось выяснить авторство других. Несколько картин оказались работами английских художников: пейзажиста девятнадцатого века Джона Уорлтона Банни и портретиста шестнадцатого века Джозефа Хаймора, который также иллюстрировал роман Сэмюэля Ричардсона «Памела, или Вознагражденная добродетель».

«Фигуры не слишком крупные в истории живописи, но, возможно, мне удастся выручить за них что-то», – повеселев, подумала я.

Искать в поисковике портрет дяди я сначала не собиралась. Мне казалось маловероятным, чтобы он чего-то стоил. Но, в конце концов, я загрузила и его. Нажала на «Поиск» и, откинувшись на спинку стула, глотнула в ожидании чаю.

Поисковик выдал с дюжину соответствий. На одной из картин голландского мастера был изображен дворянин в костюме семнадцатого столетия; и его сходство с дядей меня поразило. Другая картина нашлась в портфолио давно умершего художника, писавшего английских дворян в Индии. Но она была создана задолго до отъезда дяди.

А вот все остальные картины были связаны с реальными историями из жизни Роджера Шоу, графа Розмерского. Я снова открыла в Википедии статью, которую уже читала. Пробежала глазами скудные данные. Дата рождения – 9 сентября 1939 года. Основные факты биографии: родился в Индии, иммигрировал в Англию после получения наследства матерью. Затем следовал краткий абзац об его исчезновении: «В 1977 году усадьба была всеми покинута и поныне пребывает в запустении».

Продолжив поиск, я нашла несколько упоминаний о Роджере в небольших газетах. Такого же плана, как и заметки о маме – светские колонки, танцевальные вечера, перерезание ленточек… В начале семидесятых дядя был в расцвете сил – очень красивый мужчина с чувственностью, явно унаследованной от матери, но с довольно суровым и жестким ртом.

Или просто я спроецировала на его образ все, что о нем слышала.

Я снова поглядела на дядин портрет, затем резко встала и прошла к коробке, которую вывезла из маминой комнаты. В ней лежали сотни фотографий, и мне потребовалось время, чтобы отыскать снимки Роджера. И первой я вытащила не ту фотографию, что уже видела. Эта была сделана в Англии. Я узнала дом на заднем плане. И, похоже, снимок был сделан во время пикника. Виолетта стояла рядом с высоким, худощавым мужчиной с изборожденным морщинами лицом. Судя по возрасту, он побывал на войне, а война любого состарит прежде времени. На коленях у Роджера – лет двадцати с небольшим – сидела его младшая сестра. Моя мама. Она выглядела так, словно готова была расплакаться. А Роджер широко улыбался в камеру. Фотограф запечатлел тот самый момент, когда муж Виолетты (он действительно был моим дедушкой; почему же я не чувствовала родственной связи?) подался к Каролине, словно хотел подхватить ее на руки. Девочка потянулась к нему. Или к Виолетте. А Роджер схватил ее за талию и не отпускал.

Я подавила тошноту. Вот откуда это зло в лесу! Все, кто знал Роджера, говорили мне, что он был жестоким, властным человеком. Неужели он обижал маму? Подвергал ее насилию? Физическому? Психологическому? Или – не дай Бог! – сексуальному?

Я снова просмотрела все фотографии. Разложила их по кучкам: Роджер; Виолетта в Индии; Виолетта в Англии; Каролина; Нандини. Постаралась не задерживать взгляд на снимках с обнаженной индианкой. Но сердце снова защемило от ее соблазнительной красоты и осознания того, что ее связывало с женщиной, которая сделала снимки. С Виолеттой.

Фотографий дедушки было мало. Он принадлежал к роду Шоу. Я забила его имя в поисковике Википедии, но опять нашла лишь пару скупых фактов. О том, что был женат на Виолетте, и умер в 2001 году, будучи в браке уже с другой.

Пальцы забегали по клавиатуре, подгоняемые ощущением, будто я что-то упускаю. Импульсивно я на миг остановилась, а затем забила в поисковике: «Санви Малакар».

Ничего… Никаких ссылок, только вопрос: «Может быть, вы искали Санджая Малакар?» Который в итоге оказался участником телешоу «Американский идол».

Разочарованная, я закрыла программу и снова начала рассматривать картины. На экране выстроились в ряд файлы JPEG. Я попробовала составить из фамилий и имен слова. Ничего…

Зажужжал мобильник. Я взяла его… нет! Схватила! И от собственной несдержанности пришла в замешательство, которое только усилилось, когда я прочитала сообщение от Самира: «Можно мне заехать по дороге домой?»

Все во мне закричало «Да!». Словно я не видела любимого тысяч лет. Но все же… я не могла забыть того взгляда, которым смерила меня его мать. Мне следовало быть честной перед собой. И признаться себе: мои чувства были задеты, уязвлены. Но вовсе не потому, что Самир не пригласил меня на семейный ужин.

Он старался скрыть наши отношения.

А это было и смешно, и нелепо. Встречаться украдкой? На пять минут? Это было не по мне…

Я еще раздумывала, что написать в ответ, когда раздался стук в дверь.

– Это я, Оливия.

Я открыла дверь. На пороге стоял Самир, выглядевший как десерт высотою в шесть футов: волосы приглажены, одет в белую рубашку в тонкую голубую полоску, расстегнутую у горла. В руках он держал коробку с едой, который вручил мне с кривою улыбкой:

– Пави прислала в знак примирения.

– Я уже поужинала.

– Я так и предполагал, – ухмыльнулся Самир; я слегка пожала плечами. – Что, моя мать повела себя так ужасно?

– Да! – не отступив от двери ни на шаг, я покосилась на коробку: – Что там?

– Чтобы это узнать, ты должна меня впустить.

– Должна? – переспросила я, но, к моему ужасу, в этом слое не прозвучало тех эмоций, которые я пыталась в него вложить.

Самир переступил порог.

– Радость моя! Мне так жаль, – он притянул меня к себе, и я не воспротивилась.

Моя оборонительные потуги иссякли, едва я уловила запах его кожи и… того, что лежало в коробке. От одного вида его солидной груди я утратила над собою контроль и зарылась лицом в крепкое плечо Самира:

– Она возненавидела меня с первого взгляда.

Самир поцеловал меня в лоб:

– Прости. Мать порою бывает несносной, – заскользив губами по моим волосам, он добавил: – А в коробке спаржа в кокосовом соусе. Пави сказала, что тебе понравится.

– В кокосовом? Правда? – я выскользнула из объятий Самира, как бы позволяя ему войти и закрыть дверь. А сама развернулась, чтобы достать вилку из ящичка буфета. Склонившись над столом, я открыла коробку и попробовала угощение: – М-мм. Какая вкуснятина!