Сопротивление, связанное с невротическим равновесием. Это могут быть смутные страхи перед чем-то новым, а также опасения, что он больше не сможет удовлетворять потребности значимых для него людей и они покинут его.

Сопротивление Суперэго. Чрезмерно совестливые, слишком строго относящиеся к себе клиенты сомневаются в том, что улучшение реально и стабильно, их начинают мучить предчувствия грядущей расплаты за «незаслуженное» удовольствие и чувство вины.

Личностное сопротивление может проявляться в трех формах.

Блокировка психическими защитами (изоляцией аффекта, вытеснением, реактивным образованием и т. д.) прямого доступа к переживаниям, анализ которых был бы полезен.

Глобальные личностные проблемы (например, расстройство личности или невротический страх перед успехом), которые препятствуют выработке и соблюдению Рабочего договора.

Недостатки когнитивных, эмоциональных и поведенческих стратегий совладания, которые используются для разрешения жизненных проблем: преимущественно конкретный или абстрактный стиль мышления, пассивная жизненная позиция и т. п.

Пассивные клиенты выражают недовольство отсутствием прямых указаний, предпочитают методы, которые снимают с них ответственность за результат. Активные клиенты недовольны незначительными результатами и нетерпеливо требуют ускорения темпа работы.

Сопротивление содержанию возникает либо при обсуждении неприятного для клиента вопроса, либо в ожидании такого обсуждения. Клиент не ставит этот вопрос, просит его не затрагивать или препятствует его рассмотрению.

Сопротивление, связанное с переносом. Первоначальный позитивный перенос не дает клиенту быть до конца откровенным, заставляя заслуживать одобрение консультанта и исключая из речи самого клиента все, что может этому одобрению помешать. Когда позитивный перенос закономерно сменяется негативным, клиент реагирует на «отвержение» пассивно – обесцениванием консультанта и работы с ним или обиженно нападает на консультанта.

О. Фенихель (2015) описывает различные способы, которыми подсознание пациента сопротивляется процессу психоанализа, угрожающему вскрыть неприемлемые детские желания, фантазии и побуждения.

Пациент может не упоминать о важнейших текущих событиях или забывать о том, что уже рассказывал какую-то историю. Он фиксируется на настоящем, защищаясь от работы с прошлым. Или наоборот, погружается в прошлое, как того требует психоанализ, лишь для того, чтобы избегать настоящего.

Пациенты могут уделять основное внимание снам, пересказам фильмов и книг, вместо того чтобы анализировать свои взаимоотношения и чувства по отношению к терапевту. Некоторые пациенты уходят в рассуждательство вместо работы с чувствами, некоторые ведут себя по-детски эмоционально, не пытаясь взглянуть на себя со стороны. Одни пациенты вежливо соглашаются с каждым высказыванием психолога, другие подвергают сомнению каждое его предложение. И те и другие не воспринимают слова терапевта всерьез.

Н. МакВильямс (2016) перечисляет распространенные защиты пациентов против искреннего изложения материала, связанного со страхом испытать душевную боль, стыд, вину и другие неприятные эмоции:

• ответы на вопрос терапевта во втором или в третьем лице («Как вы себя чувствовали?» – «Конечно, в такой ситуации ты чувствуешь себя плохо» или «В такой ситуации любой почувствует себя плохо»);

• демонстративное представление своих чувств (выпучивание или закатывание глаз и т. п., что выглядит пародией на описываемое чувство);

• попытки переложить переживание материала на терапевта («Вы только представьте, что эта скотина сделала со мной – как бы вы на моем месте реагировали?!»);

• использование расплывчатых выражений вместо называния аффектов («Как вы себя чувствуете?» – «Что-то как-то не по себе вроде»);

• смена темы разговора, когда вот-вот нахлынут чувства;

• переход на детский лепет или другую деланную манеру говорить о более интимных вещах.

Некоторые пациенты, как указывал Д. Винникотт (2017), нуждаются в проявлениях ненависти со стороны терапевта. Без этой ненависти они не могут ощутить себя заслуживающими также и любви, поскольку любовь и ненависть для них неразделимы. Таким пациентам важно, что терапевт хотя и способен ощутить что-то негативное по отношению к пациенту, но реагирует менее интенсивно, чем другие. Терапевт таким образом проходит проверку «на прочность» и не теряет при этом доверия из-за своей неестественной безэмоциональности и отстраненности.

Негативное чувство может быть вербализовано без ущерба для отношений при выполнении трех условий:

1) у пациента есть способность к идентификации с терапевтом;

2) терапевт обоснованно полагает, что чувство индуцировано пациентом, а не принадлежит области собственного переноса терапевта;

3) чувство адресовано отдельному проявлению пациента, но не его личности в целом.

По мнению автора (Д. Винникотт, 2017, с. 364), «анализ не может считаться завершенным, если даже в самом его конце аналитик не нашел возможности рассказать пациенту о том, что он, аналитик, делал для пациента без его ведома, пока тот был болен – на ранних стадиях анализа. До тех пор пока такая интерпретация не будет проделана, пациент будет до известной степени удерживаться в позиции ребенка, который не может понять, чем он обязан своей матери».

В. Д. Волкан (2012) отмечает, что в принципе каждый человек в тот или иной момент и в той или иной степени использует защитные механизмы расщепления и вытеснения и, соответственно, сопротивления вытеснению и расщеплению. Однако уровень организации личности накладывает на этот процесс свой отпечаток.

Пациенты с невротическим уровнем организации и связным ощущением самости используют в качестве основного защитного механизма вытеснение. Оно поддерживается изоляцией аффекта, уничтожением сделанного, интеллектуализацией, формированием реакции и относительно зрелым уровнем проекций и интроекций идей и аффектов.

Для пациентов с пограничным уровнем организации, у которых нет связного ощущения самости, характерно расщепление либидинально и агрессивно заряженных образов самости и объектов. Расщепление поддерживается экстернализацией (примитивным уровнем проекции образов самости и объекта), идеализацией, обесцениванием и отрицанием. Пациенты с нарциссической организацией личности применяют и вытеснение, и расщепление.

К. Абрахам (2009) описывает сопротивление нарциссичных пациентов путем контроля своих ассоциаций в ситуациях, где оживают аспекты раннего детства, которые они рассматривают как нечто постыдное. Работе психоаналитика препятствует то, что нарциссическая любовь пациента к себе не может быть удовлетворена, вследствие чего здесь не может установиться положительный перенос.

Г. Нюнберг (1999) отмечает, что, если пациент страдает от сильного страха наказания и в дополнение к этому у него существует большая потребность в разрядке, у него возникает компульсивное стремление к покаянию. Такой пациент может бесконечно исповедоваться терапевту в своих реальных или мнимых грехах, привязываясь к нему мазохистским способом. Такая привязанность, по его представлениям, защищает его от тревоги, а на деле становится проявлением сопротивления терапии.

Дж. Стрэчи (2000) полагает, что пациент стремится превратить терапевта во «Вспомогательное Суперэго». Интроецированный образ терапевта становится современным фрагментом Суперэго, который говорит пациенту, что тот имеет право сказать все, что может прийти ему в голову. Однако архаическая часть Суперэго негативно переводит предложение терапевта использовать свободные ассоциации: «Если ты не будешь говорить того, что приходит в голову, я выгоню тебя из кабинета».

Э. Гловер (2009) относит к открытому сопротивлению опоздания пациента на сессии, пропуски встреч, излишнюю болтливость или совершенное