– Ладно, ничего страшного. Это даже полезно. – Он проглотил пережеванное и взмахом руки указал на расставленные блюда. – Кое-какие из них я впервые в жизни попробовал горячими. Итак, какие новости? Хорошо ли ты провела ночь в постели с моим подарочком?

– Мой повелитель, ваша щедрость… поразительна. Но я еще не ложилась.

– Какая жалость. – Джирал взял яблоко и впился в него зубами. Их взгляды встретились, и чернокожая женщина поняла, что глаза императора смотрят на нее поверх яблока очень жестко и хищно. Он откусил здоровенный кусок, прожевал, проглотил и вытер рот тыльной стороной ладони. – А я надеялся, что мы сравним впечатления. Может, обсудим некоторые навыки юной Ишгрим.

– Мой повелитель, то, как повели себя Кормчие, услышав новость о вторжении двенд… встревожило меня.

– Оно и видно. – Джирал бросил взгляд на надкусанное яблоко и швырнул его на средний столик, посреди тарелок. – Что ж, ладно. Иди за мной.

Он с усилием сложил деревянную перегородку и прошел в соседнюю комнату. Та тоже была залита солнечным светом, хоть и разбавленным, окрашенным в разные оттенки витражными панелями в нижней половине каждого окна, изображающими сцены триумфа в истории империи. Яркие пятнышки розового и голубого виднелись тут и там, на деревянном полу, стенных панелях и зеленой кожаной поверхности большого письменного стола в углу. В дальней части комнаты был еще один стол, пониже, рядом с которым стояли кресла.

– Садись. – Джирал ткнул пальцем в одно из них, а сам занял противоположное. Прикрыл ладонью могучий зевок, утонул в кресле, закинул ногу в тапочке на край столика и сложил пальцы в шпиль. Полы халата разошлись, позволив ей взглянуть на впечатляющее – для тех, кто такое ценит, – мужское достоинство. Арчет заподозрила, что это было неслучайно. – Итак, ты встревожена. В каком смысле?

Арчет поколебалась.

– Мой повелитель, мне кажется, Кормчие испугались.

– Испугались. – Джирал то ли кашлянул, то ли издал неуверенный смешок. Поерзал в кресле, поправил халат. – Да ладно тебе. Они не ведают страха. Сама говорила, что эти существа совершенно не похожи на людей. И, кстати, с чего вдруг ты говоришь о них во множественном числе? Со сколькими Кормчими ты беседовала?

– С двумя, мой повелитель: Ангфалом, который установлен в моем кабинете, дома, и с Каламаном из огненного корабля «К свече, что озаряет бдение» в Кириатском музее. Они повели себя по-разному. Каламан более прагматичен и менее склонен драматизировать, но в целом реакция одинаковая. Оба не пожалели слов, чтобы предупредить, на что способны двенды, и оба уверены, что если эти существа действительно вернутся в мир, последствия будут катастрофическими.

– Хм… – Джирал потер подбородок. Похоже, с прошлого вечера он и сам поразмыслил над проблемой. – Но для кого именно они будут катастрофическими? Если следовать тому, что ты рассказала, вся двендовская мифология связана с северными краями. А эти твари не могут ограничиться разграблением той части света?

– Они уже явились в Хангсет, повелитель.

– Да, в ответ на молитвы и ритуалы северянки, либо благодаря наличию идола, какие встречаются только на севере.

– В основном, на севере, повелитель. – Арчет сдержала беспокойную дрожь: она поняла, к чему клонит император. – Залежи глиршта встречаются и в некоторых частях империи.

Джирал бросил на нее пронзительный взгляд.

– Но ты ведь не веришь, что дело в глирште, да, Арчет? Если двенды используют этот камень в качестве маяка, ему нужно придать форму и обработать, чтобы он стал годен для такой цели. Именно так поступила наша знакомая из Хангсета.

– Я не верю в…

– Не перебивай императора, когда он думает вслух. Это грубо, Арчет.

Она сглотнула.

– Прошу меня простить.

– О, прощаю. Я тебя прощаю. – Ленивый взмах рукой. – Итак, взгляни: наши торговые корабли не устремляются к берегу, заметив какой-нибудь древний маяк на утесах или покачивающийся на волнах разноцветный мусор за бортом. Они выискивают нужные маяки и береговые знаки. Двенды будут делать то же самое – искать эти камни, которым придали особую форму. И сделают это их приспешники, те, кто им поклоняется.

«Пресеки это на корню, Арчиди. Иначе он так и поступит, этот маленький говнюк, пытающийся превзойти отца – он подмахнет приказ без промедлений, и ты опять увидишь, как от горизонта до горизонта тянутся колонны беженцев…»

– Двенды отсутствовали несколько тысяч лет, мой повелитель. – Ее голос звучал настолько ровно, насколько позволяли бессонная ночь и кринзанц. – Думаю, можно с уверенностью утверждать, что любые их приспешники среди людей давно мертвы. А эта женщина, Элит, точно не изготовила идола собственными руками. Она говорит о нем, как о наследстве клана – и да, на вид ему много веков.

– Арчет, подумай вот о чем, – мягко возразил император. – Вдруг Элит тоже несколько веков? Вдруг колдовство двенд позволило ей жить так долго и наделило вечной молодостью в обмен на некоторые услуги? Она может быть ведьмой. Или даже созданием из камня, оживленным колдовской силой.

Арчет показалось, что она сидит на краю кратера в Ан-Монале. Перед ее внутренним взором проносились жизни, которыми управлял механизм, лишь в незначительной степени подвластный влиянию дочери Флараднама. Она увидела, как Элит орет от невыносимой боли, подвешенная на дыбе, и как ее раздирают на части, тыкают раскаленной докрасна сталью. А еще увидела тысячи таких же несчастных, изгнанных из своих домов, оставшихся без еды и воды, не считая той, что смогли унести, бредущих куда-то во власти голода, жестоко избитых, теряющих немногое, что осталось, от рук солдат, которые вроде должны их охранять.

Она привыкла читать мысли Джирала по лицу, но сейчас оно стало совершенно непроницаемым.

– Вы в это верите, мой повелитель? – осторожно спросила Арчет, будто двигалась по лезвию ножа. – В то, что эта женщина… ведьма? Или голем?

Император изучил свои руки и критически осмотрел маникюр. Лишь через некоторое время их с Арчет взгляды встретились. Он вздохнул.

– Ну, видимо, нет. Да какое там – не верю.

– Тогда…

Он внезапно ткнул в нее пальцем.

– Но при этом – срань господня, Арчет, я же предупреждал, чтобы ты меня не перебивала! – я начинаю думать, что, вероятно, начатая отцом политика послевоенного переселения была ошибкой. Он ведь и раньше ошибался, верно? Помнишь чудовищный бардак в Ванбире. В итоге, как я это вижу, среди нас появились десятки тысяч людей, которые в большинстве своем отказываются переходить в истинную веру. Им плевать на преимущества цивилизации, предлагаемые империей, они продолжают заниматься идолопоклонничеством и неизвестно чем еще. Не хочу уподобляться придурку Менкараку, но если попустительство в отношении свободы вероисповедания обрушит нам на головы тысячелетнее проклятие, возможно, следует определиться с ценностями. И, кто знает, вдруг мы решим, что эти люди в пределах наших границ все-таки не нужны.