взгляд, он смотрит на меня, мое тело. Голова кружится, делаю осторожное движение, и он сжимает мои ягодицы, поднимает бедра, и глубже вколачивает член.

Завожу руки назад и опираюсь на его ноги, меня подбрасывает на нем, он держит, как в тисках, и глаз не отводит. Глухо охаю от каждого толчка и чувствую себя красавицей-наездницей. Грудь тяжело поднимается, машинально накрываю ладонями и сжимаю в пальцах твердые бусинки-сосков, запрокидываю голову, и спутанные влажные волосы спускаются по спине, липнут.

Поднимаю руки наверх и вытягиваюсь, в пояснице выгибаюсь, ощущаю его мертвую хватку на бедрах, он на себя меня насадил, и не выпустит, он стискивает челюсть и прикрывает глаза, и вбивается в меня, я со стонами принимаю его.

Он подается вперед и садится, вдавливает в голую грудь, покрытую темными волосами. Ладонями везет по моей спине, от лопаток и вниз, и обратно, горячим ртом впивается в шею.

В его руках трепещу и плавлюсь, пальцами веду по небритым щекам, покрасневшим от моих пощечин, зарываюсь в густые жесткие волосы и дышу этим запахом, мужским, мускусным, возбуждающим, стойкий крепкий парфюм и секс - он из этого целиком.

Он целует.

И приподнимает меня.

Член выскальзывает.

Виктор разворачивает меня, и я падаю спиной на грудь ему, и сладко вздрагиваю, когда набухшая головка снова упирается в мокрые складки.

Он входит, вместе со мной откидывается назад. Упираюсь руками в кровать и мутным взглядом смотрю вперед.

И замираю, когда различаю Ника.

Он голый, в руках держит камеру.

И снимает нас.

Глава 47

Николас

Она смотрит прямо в камеру, замерла, ногтями впивается в руки Виктора.

А я смотрю на кровать, и видел тут всякое, но то были актеры, и когда в моих руках камера можно представить, что тут все не по-настоящему.

Только съемки, и когда истечет время, когда они оденутся, он целовать ее не будет и трогать, они в разные стороны разойдутся.

Так легче это позволять.

Я подумал.

Ведь он просто отпихнул меня, отобрал лапушку, но я не в том состоянии был, чтобы в этой постели борьбу устраивать

А сейчас ее взгляд ловлю, глаза огромные, блестящие, и я вижу, как она моем брате сидит, и что он в ней.

Выключаю камеру, отхожу, вижу их вживую, не через стекло, и сцена эта дико неприятная.

Забираюсь на кровать, Алиса следит за мной, волосы спутаны, лицо раскраснелось. Она вскрикивает, когда брат, двинув бедрами, вколачивается в нее, ладонью он накрывает гладкий лобок.

Его пальцы скользят по смазке, Алиса встать хочет, тонкими слабыми руками опору ищет.

Брат ее не отпустит.

У Виктора закрыты глаза, он упал на спинку кровати. Другой ладонью накрывает ее губы, зажимает рот, он ее трахает, отвлекает, и у нее взгляд безумный, его рука в промежности, потирает и надавливает, умело мучает, ведет ее.

Она мычит ему в ладонь и ерзает, а моим членом можно орехи колоть, как молотком, она на мне верхом сидеть должна, меня сжимать.

Сминаю простыни, крадусь к ней, она слезть пытается и трясется, кончит сейчас, на его члене.

За шею притягиваю ее к себе, ртом впиваюсь в высокую грудь. Кусаю сосок, и она содрогается под моими губами, мычит громче, выгибается, и у меня в глазах темнеет, она кончает, и он чувствует, хрипло называет ее имя, его голос в этой постели лишний.

Но мы втроем.

Я это принял.

Отрываюсь от упругого соска, привстаю. Обхватываю член и стряхиваю руку Виктора с ее лица. Наклоняюсь к Алисе, встречаю плавающий густо-синий взгляд и направляю головку в ее приоткрытый пухлый рот.

Член проскальзывает по мокрому языку дальше, я будто с парашютом прыгнул, сердце скачет. Толкаюсь глубже.

Виктор тянет ее за волосы к себе, и она выпускает изо рта блестящий от слюны ствол. Он покачивается в нетерпении, мне еще хочется, какого черта.

Схлестываемся взглядами с братом.

Я разрешил ему смотреть.

А он занял мое место.

Второй раз уже.

И теперь делиться не собирается.

Он едва заметно ведет головой.

Снимает с себя стройное влажное тело и рывком переворачивает, и Алиса падает лицом в подушку. Он нависает сверху и входит в нее под протяжный стон. Держит ее за шею и вбивается в нее, быстро и со шлепками, она визжит и заводит руки назад, на его ягодицы, сильнее вжимает его в себя.

Отворачиваюсь и спрыгиваю с постели. Натягиваю трусы. Слышу, как он рычит и кончает, и скрипит кровать.

Оглядываюсь.

Брат тяжело дышит, отжимается и встает с нее, размазанной и притихшей, она глухо всхлипывает и дрожит в сладких судорогах. Он осторожно поднимает ее на руки.

Заносит в ванную.

Выходит и задергивает шторку, от меня ее отрезает.

Смотрим друг на друга и молчим.

- Что, - первым говорит Виктор и поднимает с пола брюки.

- Ничего.

Вообще ничего.

Одеваюсь, он тоже. Налетаю на штатив и удерживаю камеру, зачем-то. Хочется здесь все поколотить к дьяволу, чтобы груда стекла и пластика.

Я сегодня ошибся так, как никогда в жизни.

Поступил так, как всегда поступал.

Самый младший, самый любимый, меня всегда баловали, а братьев держали в строгости, но между нами тремя право старшего было главным важным, я привык, уступать и делиться, и ждать, когда придет моя очередь, и братья за бортом не оставляли меня ни разу.

Сегодня я делиться не хотел.

Но сделал, как раньше.

И когда он меня отпихнул - смолчал.

- Я тебя в кровать к ней пустил, Виктор, - застегиваю рубашку и кошусь на дверь ванной. - А ты меня нет.

Там шумит вода, Алиса моется.

Виктор гремит кухонными шкафчиками, изучает содержимое. Берет ополовиненную бутылку коньяка и ставит на стойку.

- Николас, - ладонями он опирается на табурет, - это тебе не игрушечный солдатик. Не навороченный гаджет. Даже не тачка. Правило здесь не работает.

- Всю жизнь работало, а теперь не работает?

Останавливаюсь по другую сторону, переставляю бутылку.

- Правило - оно либо навсегда, либо это ошибка, братишка. Я уступил тебе. А ты меня обманул. Если бы я знал, что так можно, - везу бутылку по гладкой стойке, - ты бы не то, что в кровать с ней не лег. На пушечный выстрел, Виктор, ты бы не подошел.

- Я не буду оправдываться, - он ставит стаканы.

В ванной смолкает вода.

Пьем коньяк, часы тикают, до рассвета осталось немного.

Алиса выйдет из душа и что будет делать?

Смотрю на брата