Еще раз она увидела Харальда наутро – точнее, ближе к полудню, когда если не все, то половина гостей проснулась и вновь уселась, с помятыми лицами и опухшими глазами, за столы в гриде, чтобы присутствовать при выносе невестиной каши. Эту кашу из пшеницы со сливками молодая жена варит наутро после свадьбы и впервые выходит с ней к гостям в белом покрывале замужней женщины. Причем люди Харальда еще ухитрились украсть котел с кашей из кухни и потребовали выкуп со всех женщин, включая новобрачную – по поцелую. Похмельные гости жаждали сейчас явно не каши, но тем не менее честно съедали каждый по ложке и восхищались искусством молодой жены. Тем более что вслед за кашей каждому подавали то, чего действительно хотелось – свежего пива. Светлые кудряшки Ингер были больше не видны под длинным белым покрывалом из шелка, но так она выглядела еще более величественно – настоящая валькирия, угощающая эйнхериев.

Пиры в Торсхейме продолжались еще несколько дней, но Харальд больше не приезжал, оставаясь на Адельсё у Бьёрна-конунга. Потом прошел слух, что он уехал. Пришла пора и гостям радушного Атли собираться восвояси: Олаву не терпелось вернуться в Слиасторп и вновь вступить во владение наследственными землями. А Сигурд-ярл, отклонив приглашение погостить в Южной Ютландии, спешил домой в Норвегию, чтобы наконец привезти своему конунгу долгожданную невесту. Гуннхильд предстояло отправиться с ним прямо отсюда, благо все ее приданое находилось при ней.

Миновала уже середина лета, и хотя еще стояли долгие теплые дни, терять время перед дальней дорогой не стоило. По словам Сигурда, Хакон-конунг это лето проводил в Вике, на восточном побережье Норвегии, чтобы поскорее встретить будущую жену, но и туда добираться было довольно долго. Будучи стеснен в людях и средствах, Олав-конунг не мог послать с дочерью корабль и дружину, и ей предстояло ехать к будущему мужу на корабле Сигурда-ярла, в сопровождении тех же двух служанок, что приехали с ней зимой из Слиасторпа: Унн и Богуты.

Перед ее отъездом Олав и Рагнвальд вновь устроили пир. Перед всеми свидетелями Гуннхильд передала Ингер Кольцо Фрейи – теперь дочь Горма стала Госпожой Кольца! Гуннхильд без возражений подала руку Сигурду – он замещал жениха в обряде обручения, даже улыбалась одними губами. В душе у нее было пусто, и впереди лежала пустота. Харальд уехал, не попрощавшись, не показавшись даже на Бьёрко. А она отправляется в Норвегию, где займет место его старшей сестры, королевы-изгнанницы, что тоже не прибавит ей любви Кнютлингов. Она никогда больше не увидит Харальда, сына Горма… Того, в ком к ней пришел сам Тор, того, кто превосходил в ее глазах всех на свете мужчин – силой, отвагой, решимостью. Умный, сведущий в разных делах, честолюбивый, всегда бодрый и веселый, он сиял в ее душе, как солнце.

Когда у нее родится сын, она назовет его Харальдом – вот единственное, чем Гуннхильд сейчас утешала себя. Это имя носили многие конунги севера, даже отец ее будущего мужа, и никто не удивится такому выбору. Собственно говоря, Хакон и не позволит никакого другого. Сейчас ей казалось, что всю жизнь, произнося имя своего сына, она будет испытывать отраду при воспоминании о том, кому не суждено было стать отцом ее детей…

* * *

Перенесли и поставили под палубное покрытие последний сундук. Олав, Рагнвальд и Ингер по очереди обняли Гуннхильд возле сходней. Она плакала, и Ингер плакала, Рагнвальд пытался шутить и подбадривать их, обещал приезжать к Хакону в гости на все праздники. Олав бодрился, но выглядел удрученным. Возможно, они видятся в земной жизни в последний раз! В душе Гуннхильд вновь ожила боль от потери Кнута: что бы ни говорили о Хаконе-конунге, сколько бы его ни восхваляли, он может оказаться далеко не таким добрым и приятным человеком, каким был ее прежний жених. Да и выйди Гуннхильд за Кнута, от родных берегов фьорда Сле ее отделяли бы лишь несколько дней пути при хорошей погоде; теперь же она уезжала в Норвегию, в далекую страну, где не знала ни одного человека.

Даже тот жених, к которому она ехала, еще не знал, кого именно ему предстоит встретить и ввести в свой дом. Гуннхильд как-то спросила у Сигурда, уверен ли он, что Хакон-конунг ей обрадуется – ведь он посылал своего ярла совсем за другой невестой! Однако Сигурд заверил ее, что сомнения напрасны.

– Через брак Ингер Горм породнился с Олавом. Можно сказать, что вы с Ингер теперь принадлежите к одному и тому же роду. А что до прочего, то я не вижу, чтобы одна из вас хоть в чем-то уступала другой. Уверяю тебя, Хакон-конунг будет очень рад такой невесте.

Вот отошел назад и отдалился оживленный берег Бьёрко, а потом остался позади и Адельсё, где проживал старый и сердитый Бьёрн-конунг, владыка этих мест. Потянулись вдоль бортов берега внутренних островов, серо-бурый камень, расцвеченный веселыми пятнами зелени всех оттенков, какие способны дать листва, хвоя, трава, мхи и лишайники. На возвышенностях выглаженных ледником скал виднелись рыбацкие домики, бегали дети, женщины чистили рыбу возле воды, меж камней паслись козы, собаки лаяли на проплывающие суда, сновали туда-сюда лодки, поднимался в голубое небо столб серого дыма откуда-то из-за леса, – но Гуннхильд вся эта оживленная, зелено-голубая страна на воде казалась пустыней. Она смотрела вперед, туда, куда в переплетение островных проток несколько дней назад ушел «Железный Ворон» Харальда, и жаждала скорее выйти в море. Нет, конечно, Харальда она больше не увидит – он уже за проливом. Но море хотя бы отделит ее от всего, что остается позади, и обратит взоры в будущее. В конце концов, может быть, она еще полюбит Хакона-конунга и будет счастлива вопреки всему! Рано считать, что жизнь кончена. Ей всего восемнадцать лет, она здорова и легко может прожить еще столько же!

Осталась позади внутренняя застава Бьёрна-конунга, где они поменяли кормчего, потом и вторая, последняя. За ней начинались внешние острова, и здесь кормчий сошел, чтобы потом отправиться обратно с кораблями, идущими со стороны моря. Впереди оставалось еще несколько больших островов, поросших лесом, но необитаемых, а за ними – лишь низкие и голые прибежища птиц и тюленей, предваряющие просторы Эгировых владений.

Гуннхильд огляделась, отыскивая взглядом Сигурда. Если он не занят, можно попросить его рассказать еще что-нибудь о Хаконе – ей полезно побольше знать о будущем муже. А заодно такой разговор отвлечет ее от мыслей о том, кто ее мужем никак не может стать.

Они шли по протоке, напоминавшей реку в изгибах берега – почти со всех сторон виднелась земля, то есть скалы с пятнами зелени. Вдруг внимание ее привлекло какое-то движение за мысом оставшегося позади острова. Одновременно кто-то вскрикнул, указывая туда же.

Из-за острова вышел боевой корабль. Но не успели люди Сигурда оглянуться, как из-за соседнего островка, через протоку от первого, показался еще один такой же.

Лицо Сигурда стало суровым, и в это время спереди раздались тревожные крики. Из-за узкого длинного мыса, прикрывавшего небольшой залив, вышел третий корабль, самый большой из всех: со спущенной мачтой, благодаря чему его раньше нельзя было заметить, он на веслах шел навстречу Сигурду. На носу его бросался в глаза красный щит – знак войны.

Это была засада – два корабля позади отрезали обратный путь, не позволяя искать помощи на Бьёрновой заставе или попытаться уйти, затерявшись в протоках. Оставалось единственное решение – попытаться проскочить вперед. До открытого морского пространства оставалось не так далеко, а ветер дул в сторону моря, помогая норвежскому «Волку» и мешая его противнику. Сигурд-ярл крикнул, отдавая приказ своим людям. Но и противники налегли на весла, пытаясь отрезать путь в открытое море.