– Вы еще слишком молоды, милочка, и потому, наверное, не заметили, что живые всегда хуже мертвых. Все, независимо от пола, характера, профессии, расовой и религиозной принадлежности... Мертвые не кусаются, как сказал кто-то из классиков приключенческого жанра. Это истина – вечная, непреложная и достойная того, чтобы выпить за нее по паре рюмок хорошего коньяка. Итак?..

– Кто я такая, чтобы спорить с классиками? – улыбнувшись, капитулировала Ирина.

За коньяком разговор о "Мадонне Литта" продолжился, приняв новый, совершенно неожиданный оборот.

– А скажите-ка, милочка, – произнесла Валерия Захаровна, закуривая очередную сигарету, – вы ведь искусствовед и, следовательно, должны быть в курсе... Это правда, что мою "Мадонну" украли из Эрмитажа?

– Кто сказал вам такую чушь? – возмутилась Ирина. – Это невозможно!

– О том, что невозможно, не сочиняют сплетен, – возразила Валерия Захаровна. – Невозможно... И это говорите мне вы, искусствовед! Неужели вы не знаете, что весной в Эрмитаж вломилась целая банда и что только благодаря счастливой случайности их удалось задержать?

– Я полагала, что это произошло не благодаря счастливой случайности, а благодаря срабатыванию сигнализации, – сказала Ирина.

– Чепуха! Все охранные системы были взяты ими под контроль. Если бы не анонимный звонок в милицию, они бы благополучно вынесли из вашего хваленого Эрмитажа все сокровища испанских королей, и Россия в лице министерства культуры и министерства внутренних дел имела бы очень, очень бледный вид. Поэтому не говорите мне о невозможном. Скажите, что не знаете, и я вам... не поверю. Не по-ве-рю!

– Почему?

– Почему? Потому, что ваше внезапное появление в моей жизни слишком многое объясняет, чтобы быть случайным. Не надо ни о чем спрашивать, сейчас я вам сама все объясню. Итак, взгляните, что мы имеем. Я уже давно планировала эту операцию по изменению внешности, но она все время откладывалась – поверьте, не по моей вине. И вот наконец моего врача все устраивает, вплоть до, извините, результатов моих анализов. Два года не устраивало и вдруг – о, счастье! – все чудесно, никаких противопоказаний к операции нет, словно их никогда и не было. Словно болезнь почек в моем возрасте может пройти сама собой, по щучьему велению...

Итак, операция проходит успешно. Причем, заметьте, проходит она не в клинике, а в его загородном доме, в операционной, оборудование для которой оплатила я. Я сама так захотела, и он не возражал – бесполезно было возражать, да и кто же станет отказываться от такого куша, когда он сам валится в руки?

За операцией, как вы понимаете, следует довольно продолжительный реабилитационный период, во время которого я хожу с распухшим лицом, вся в жутких синяках, ни с кем не вижусь и поддерживаю связь с миром только по телефону. И вот наконец эта пытка одиночеством кончается, я выхожу в свет, и что же? Первое, что я слышу, это сплетня о том, что мой, так сказать, прототип бесследно исчез, и никто не знает, как это произошло! Причем, заметьте, случилось это, судя по всему, примерно в то самое время, когда мой доктор наконец согласился сделать мне долгожданную операцию. Ну, не странно ли?

Ирина действительно находила это странным, более того, подозрительным. Но еще более странной и подозрительной ей казалась внезапная откровенность Валерии Захаровны, которую никак нельзя было обвинить в избытке простодушия и наивности. Она решила молчать и слушать, надеясь рано или поздно все-таки понять, куда именно клонит хозяйка.

– Разумеется, – продолжала та, – одна лишь мысль, что какой-то подонок посмел присвоить картину, о которой я – я, понимаете?! – не могла даже мечтать, довольствуясь жалкой копией, приводит меня в бешенство. Я пытаюсь навести справки, но все, с кем я говорю, более или менее ловко уклоняются от прямого ответа, и я понимаю, что, будь на моем месте кто-то другой, ему бы просто рассмеялись в лицо. Постепенно я успокаиваюсь и начинаю забывать об этой глупой истории, как вдруг мне доносят, что в Центр пластической хирургии явилась какая-то сумасшедшая, которая требовала, ни много ни мало, сделать из нее "Мадонну Литта"! Согласитесь, милочка, это уже переходит всяческие границы!

Ирине стоило огромного труда сохранить самообладание. Ей каким-то чудом удалось даже не покраснеть, и она отметила это про себя как большое достижение.

– Сначала – моя картина, – с жаром говорила Валерия Захаровна, – а вслед за картиной – мое лицо! Проклятье! Я выбросила на эту операцию такие сумасшедшие деньги вовсе не для того, чтобы меня тиражировали! Вы понимаете, – продолжала она, – что я не могла этого так оставить. Подобные вещи не должны сходить с рук, вы со мной согласны? Мне пришлось пойти на кое-какие расходы и немножечко преступить закон – совсем чуть-чуть, уверяю вас! Зато мои старания принесли плоды. Хотите взглянуть?

Не дожидаясь ответа, она снова полезла в ридикюль и вынула оттуда два предмета, при виде которых Ирина лишилась дара речи.

– Знаете, что это? – спросила Валерия Захаровна, потрясая над столом какими-то казенного вида разлинованными бланками. – Это медицинские карточки. Одна из них заведена в Центре пластической хирургии на ту самую сумасшедшую, о которой я вам только что говорила, а вторая – на нее же, но уже в психиатрической лечебнице, куда ее отправили после учиненного ею в Центре скандала. Я только-только начала думать, как мне ее отыскать, как вдруг получила нежданный сюрприз: она сама ко мне явилась! Ну, что вы на это скажете?

– Что же я могу сказать? – тщетно пытаясь собраться с мыслями, пролепетала Ирина.

– О, многое! Например, что вам нужно в моем доме? Уж не хотите ли вы, чего доброго, плеснуть мне в лицо кислотой? Но не это главное. Главное, что я хочу от тебя услышать, негодная тварь, это – что ты сделала с картиной?!

Доктор Дружинин положил телефонную трубку и на некоторое время впал в глубокую задумчивость, из которой его вывел голос медсестры Веры, интересовавшейся, кто звонил.

– Не твоего ума дело, – отрезал Владимир Яковлевич и тут же, желая загладить невольную грубость, добавил: – Много будешь знать – скоро состаришься. Станешь седая, морщинистая, и придется тебе записываться ко мне в очередь на операцию. Впрочем, тебя, если что, я прооперирую без очереди.

– Вот уж нет! – Вера встала с постели и как была, нагишом, подошла к столу, на котором остались сигареты. Она двигалась нарочито замедленно и грациозно, с удовольствием демонстрируя свое безупречно молодое и стройное тело без малейших признаков целлюлита и прочих неприятных вещей. – Чтобы я легла к тебе на стол? Ни за что!

– То есть теперь в рабочее время я должен буду поститься? – притворно огорчился Владимир Яковлевич, имея в виду развлечения на письменном столе в своем рабочем кабинете.

– Пошляк ты, доктор, – без осуждения констатировала Вера. Она закурила и повернулась к Дружинину лицом, давая ему возможность вместо своих крепких ягодиц полюбоваться не менее крепкой грудью и всем прочим, в том числе и лицом, которое даже без косметики сохраняло свежесть и привлекательность неподдельной молодости. – Я имела в виду операционный стол, и ты об этом прекрасно знаешь. Насмотрелась я на твои операции! Спасибо, мне этого даром не надо!