Крошечные зеленые искорки проступают из темноты потолка почти сразу. Они едва заметные, но берут числом — и на миг мне кажется, что я стою под звездным небом. Искры вспыхивают одна за другой, собираясь в причудливые узоры и двигаясь в хаотичном порядке. Не сдержавшись, я ошеломленно выдыхаю, во все глаза глядя на незнакомое мне заклинание.

— Позволите небольшой ликбез, Мейделин? — довольно усмехается Вальтц, — позвольте представить вам мое изобретение. Я назвал его “Иерихон” и, уж поверьте мне, эти крошки способны устроить настоящий ад на земле.

Услышав такое, я сглатываю: крошечные светлячки под потолком уже не кажутся мне такими симпатичными.

— За основу я взял заклинание опустошения резерва, которым пользуются в госпиталях. Некоторые эмпаты до сих пор попадают туда с переполнением, представляете… И изменил его, добавив кое-что дополнительно.

Он замолкает, наверное, предоставляя мне возможность восхититься его талантом. Но я молчу и инквизитору ничего не остается, кроме как продолжить.

— Испытывал долго: вначале малыши воспламеняли эмоции слабо, предпочитая сжигать их. Но мне нужно было больше — и пришлось работать еще несколько лет прежде, чем я смог добиться ожидаемого в полной мере.

— Тренировались на кошках?

Мой сарказм не долетает до цели — разбивается о ехидное:

— Скорее, на людях. Заклинания, которые активируются эмоциями, нельзя испытывать на животных.

— Вы поэтому откачали отсюда все…

— Эмоции? Да. Определенная их концентрация послужит детонатором. Правда, активируются они медленно… зато от них нет защиты. Поверьте на слово — это стоило мне целых трех неудачных испытаний. Хотелось мощи, знаете ли…

— Но взрыв лаборатории был сильным.

Я не уверена наверняка, но бью наобум — и по округлившимся глазам Лавджоя понимаю, что попала.

— Вы и об этом знаете, мисс Локуэл, — усмехается тот, — что ж, примите мое восхищение вашей эрудицией. Не каждый день мне попадаются столь умные женщины. Жаль, ненадолго.

Я открываю рот, набираю воздух — хочу сказать что-то несомненно умное и очень зубодробильное, но не успеваю — на мгновение застыв, Лавджой поднимает палец вверх, призывая к тишине.

— У нас гость.

Но я и без того уже вижу застывшего у входа Риндана. И последнему требуется пара мгновений, чтобы оценить обстановку. А затем… глаза инквизитора прищуриваются, ноздри хищно раздуваются и по всему залу раздается ошеломленное:

— Мейделин?..

Предупреждающий возглас застревает в горле и вместо того, чтобы предупредить инквизитора, я позорно откашливаюсь, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть что-то.

— Представляешь, Риндан…

Но Максвелл не реагирует — повернув голову, он смотрит на меня. Я не могу ничего прочесть в этом взгляде невероятных зеленых глаз. Зато чувствую другое: неуловимо изменившуюся атмосферу в зале. Для того, чтобы понять причину, мне приходится всего лишь перевести взгляд на Вальтца — и слова рвутся из груди будто сами по себе.

— Риндан, это он.

Брови инквизитора лишь на миг подымаются вверх — и тут же возвращаются обратно. Риндан смотрит на меня с привычной иронией, будто взвешивая прозвучавшее. Зато Лавджой времени не теряет — он сохраняет привычное выражение лица, да и руки расслаблено висят вдоль тела. Но бдительности я не теряю — и, видя, как мужчина делает крошечный, почти незаметный шаг назад, кричу первое, что пришло в голову:

— Вниз!

Я использую короткую команду — знаю, что подобные знания вбивают нам в подкорку. И это помогает — Риндан моментально падает вниз. Распластывается по полу, будто леопард перед прыжком, а неизвестное мне заклинание, представляющее из себя серый склизкий комок, пролетает над ним и впитывается в стену. Я даже не заметила, как Вальтц его сплел — лишь дрогнувшее заклинание сканирования подсказало мне намек на это.

— Мейделин, в укрытие! — только и командует Максвелл, перекатываясь и вновь вскакивая на ноги. Лавджой времени не теряет — и, пока я получаю ценные указания, он, отступив на шаг, взращивает на ладони очередное заклинание.

Статуя горгульи в свете развернувшихся событий кажется очень подходящим убежищем и, развернувшись, я изо всех сил бегу к застывшему каменному изваянию. Мимо свистит какое-то заклинание и левый бок обдает жаром. Спасает неизвестная защита — на мгновение засветившись серым светом, она тут же покрывается сетью мелких трещинок.

Сзади раздается рычание и сильный удар, но я уже не оборачиваюсь — и, забежав под защиту расправленных крыльев, прижимаюсь к боку чудовища, пытаясь отдышаться. И, лишь восстановив дыхание, выглядываю из-за статуи.

Инквизиторы застыли друг напротив друга и их волосы трепет взявшийся будто из ниоткуда ветер. Горячий — я чувствую это, когда очередной порыв бьет меня в лицо. Узел на затылке, кажется, не способны сдержать уже никакие шпильки — и я лишь морщусь, чувствуя тяжелый вес освободившейся косы. Звездное небо на мгновение вспыхивает всеми цветами радуги, а затем начинает закручиваться по центру в гигантскую воронку. Это зрелище и пугает, и завораживает — и, не смея оторвать взгляд от безумия, творящегося наверху, я почти пропускаю фразу Вальтца.

— Ну вот и все.

Лавджой стоит, опустив руки и плечи его расслаблены. И в другое время я бы купилась на эту превосходную актерскую игру… если бы не наш разговор.

Нет, все-таки рановато я спряталась. А значит, придется вернуться.

— Мистер Лавджой, — я все таки выхожу из-за статуи, стараясь не обращать внимания на безумный взгляд Максвелла. Инквизитор, кажется, в ярости — но не произносит ни слова, за что заслуживает мою негласную благодарность.

— Мисс Локуэл? — Вальтц так и не поворачивает головы.

И я решаюсь.

— Я видела папки у вас на столе. Личные дела вашей супруги и некоторых инквизиторов…

Он все-таки смотрит на меня. Но это уже неважно — куда более важным мне кажется необходимость дать Риндану хоть какую-то информацию о происходящем.

Пусть даже и таким способом.

— По передатчику вы сообщили, что слишком долго готовились. К чему?

Кажется, я затронула запретную тему. На лице инквизитора проступает злость — ненадолго, всего на мгновение, сменяясь непроницаемой маской, но этого хватает, чтобы внутри всколыхнулась волна первобытного, животного страха.

— Мейделин, назад, — раздается тихий, на грани шепота приказ. Но ноги меня уже не слушают — я будто врастаю в холодный камень пола, понимая, что сейчас, кажется, начнется необъяснимое.

И не ошибаюсь.

Мир будто взрывается мириадами искр и, отшатнувшись, я падаю на пол, больно ударившись о какой-то выступ. Но обращать внимания на подобные мелочи нет времени — я заползаю под укрытие когтистых каменных лап и лишь оттуда решаю обозреть открывшуюся мне картину.