И Франсуа, сын Мари, и Анри, потомок сына Николая Алексеевича от первого брака, – строители. Когда их фирме предложили контракт в России, они сразу же вызвались отправиться на родину предков. Там они стали наводить справки о доме, построенном дедом Лукичевым. Тут им очень повезло: хозяин части изначальной дедовой квартиры собирался эмигрировать во Францию. Они пришли к нему с конкретным предложением о покупке квартиры. Русский господин согласился.

Однако они не успели сделать все, что требовалось, – в Париже в возрасте девяноста восьми лет умер Алексей, дед Анри. Французам как раз полагался отпуск, правда, они собирались уезжать домой на неделю позже, но в фирме пошли им навстречу.

Но, самое главное, – драгоценностей они не нашли. Кто-то явно открывал эту нишу, взял шкатулку, а потом зацементировал ее.

– Они искали не только в нише, – заметила я.

– Но ничего не нашли, – вздохнула Мари.

Перед тем как покинуть Россию, Николай Алексеевич снял обручальное кольцо и оставил его в одном из тайников. Как бы показывая этим, что оставляет законную жену. Таких тайников, насколько знала Нина, в квартире было несколько. Николай воспользовался тем, который находился в одной из печей: при нажатии на какую-то кнопочку, может, рычажок должна была отходить нужная плитка.

«А мы-то ее разбивали, – подумала я. – С другой стороны, где искать этот рычажок?»

Франсуа и Анри решили разобрать все, что можно, – вдруг что-то осталось от их предков. Но не нашли ничего…

Мари поинтересовалась, что сейчас происходит в купленной ее сыном и племянником квартире.

– По-моему, она опечатана, – пожала плечами я. – Не волнуйтесь, – еще раз успокоила я мадам, – у них не возникнет проблем. Пусть валят все на мастеров. Вот только ремонт им в самом деле предстоит.

– Это не страшно, – сказала Мари.

Меня интересовал последний вопрос: не могла бы Мари точно назвать место, где в Новгородской губернии располагалась усадьба Фрола Евстафьевича Уварова?

– Я не помню… Да и зачем она вам? Неужели ваши соседки поедут искать могилу своего деда? Скорее всего она не сохранилась.

– Я не знаю, поедут они или нет, – ответила я, – но я обещала им выяснить все, что смогу. Если захотят – они должны знать, куда ехать. Хотя бы примерно. И это не так далеко от Петербурга, поездка в Париж им не по силам, а в Новгородскую область – вполне.

Мари в очередной раз вздохнула и сказала, что должна позвонить отцу Анри, сыну недавно умершего Алексея. Может быть, он помнит название деревни.

Мадам Жакэ удалилась в другую комнату и отсутствовала минут пятнадцать, наверное объясняя родственнику, кто приехал к ней в гости. Вернувшись в комнату, она объявила:

– Он тоже не может сказать ничего определенного. Что-то связанное с ягодами. То ли брусникой, то ли с черникой. И там недалеко должна протекать какая-то река.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Мадам Жакэ спросила, не хочу ли я встретиться еще с кем-то из ее родственников. Я не видела в этом необходимости.

Перед уходом я оставила ей свои телефоны в Петербурге (ведь у меня их теперь два – домашний и сотовый) и объяснила, где расположен вход в нашу квартиру, чтобы Анри и Франсуа могли навестить своих русских родственниц.

– В Петербурге так мало людей говорит по-французски, – заметила Мари. – Им будет легче с соседкой, с которой они могут пообщаться на родном языке.

Она поцеловала меня на прощание и обещала написать письмо сестрам Ваучским.

– Они говорят по-французски? Но даже если и нет, ведь вы же им переведете, правда?

Я кивнула и отправилась в свою гостиницу.

Париж. 24 июля, пятница

Я периодически звонила своим из Парижа. Поиски кладов пока не увенчались успехом, правда, несколько плит, которыми был выложен пол, сняли. Но – увы и ах!

К нашему общему великому сожалению, французская ветвь потомков деда Лукичева ничего не могла сказать о возможных местах захоронения богатств. Да и не стал бы дед что-то сообщать зятю-убийце и дочери, к которой явно не испытывал никаких симпатий после случившегося. Французы тоже могли строить лишь догадки. Нам же приходилось надеяться только на себя.

Я дала нашим несколько заданий. Во-первых, следовало раздобыть карту Новгородской области, а еще лучше – старой Новгородской губернии. Я не была уверена, что они совпадали, также могли измениться и некоторые названия. Нам требовались «ягодные». Все-таки на место бывшей усадьбы Фрола Евстафьевича Уварова съездить следовало. На девяносто девять процентов я была уверена, что от нее ничего не осталось, но один процент все равно со счета скидывать нельзя. Конечно, из участников тех событий в живых никого не осталось, но вдруг удастся встретиться с их внуками или правнуками, которым бабки и дедки могли рассказать что-то интересное? И ведь если в тех местах был найден какой-то клад, об этом должны знать жители всех окрестных деревень.

Я попросила соседей также выяснить, как нам лучше добраться до «ягодных» деревень, если у нас не будет машины. Подключать кого-то лишнего не хотелось, если сможем справиться своими силами. Бывший, если и починит свою красавицу, скорее всего не согласится везти меня еще куда-либо. Рашидов, конечно, опять может выделить парочку молодцев, но лишний раз быть ему обязанной не хотелось.

Анна Николаевна попросила меня съездить на могилы ее отца и Нины – раз уж она сама не может это сделать. Я обещала постараться.

Но самой ошеломляющей была новость о Стрельцове: он лежал в больнице с простреленной грудью. В него разрядила обойму Райка Белоусова. И поскольку была левшой, попала в правую часть его груди. Сердце не задето, но легкое прострелено. Палила она в него в своей квартире, откуда потом скрылась. Стрельцов, одаренный природой могучим здоровьем, смог выползти из квартиры на лестницу, где его нашли Райкины соседи, которые вызвали «Скорую». Олег Вениаминович некоторое время находился в реанимации, а людям Рашидова даже в голову не пришло разыскивать его по больницам. Стрельцов, когда пришел в себя, сам связался с папой Сулейманом. Теперь жизнь Олега Вениаминовича вне опасности, он идет на поправку, правда, до окончательного выздоровления должно пройти еще немало времени. Райка объявлена в розыск.

Созвонившись еще раз с Мари Жакэ, я выяснила, где похоронены Николай Алексеевич и Нина Александровна, и, купив цветы, отправилась на кладбище Сент-Женевьев де Буа.

Их могилы находились рядом, под одинаковыми плитами и крестами, надписи на которых были сделаны по-французски и по-русски. Я положила цветы на плиты и тихо стояла, погрузившись в раздумья.

Из этого состояния меня вывело вежливое покашливание у меня за спиной. Я обернулась. Рядом стоял мужчина лет сорока – сорока пяти, в летнем костюме серо-голубоватого цвета; в темно-каштановых волосах незнакомца проглядывала седина.