– Они качаются, как повешенные, – пробормотала Фейт.

– Значит, Тига помнит, что носили ее предки.

Неосознанно Фейт сжала руку Уокера.

– Найди короля или королеву, – сказала она, – рубин, который слишком большой для кошки или ребенка.

Уокер оглядел комнату.

– На тех портретах много рубинов, но ни один из них не кажется очень большим.

– И ни один из них не окружен драгоценными камнями, похожими на слезы ангела. Жемчуг, Уокер. Натуральный жемчуг.

– Господи Иисусе, прошептал он. – Она видела его. Она видела «Сердце полуночи».

– Более того, она просила меня дайти остальную часть…

– Остальную часть?

Фейт снова оглядела предков Монтегю, висевших на стене в рубиновом блеске. Детали украшений были прорисованы настолько точно, будто задача художника была увековечить рубины, а не лица.

«Тринадцать новых душ только для меня, а четырнадцатая освободит тебя… Душа такая же, как твой милый кулачок. Когда ты дашь мне тринадцать душ, мы обе будем свободны».

– Тринадцать рубинов – ожерелье Мел, – сказала Фейт. – Тига о нем знает.

– Погоди. Дэвис же говорил, что рубинов в ожерелье четырнадцать, не считая большого.

– У Мел их тринадцать, потому что один рубин – мой, вознаграждение за работу. Но Тига этого знать не может. Она видела только рисунки.

– Постой, если Дэвис хранил их запертыми в сейфе, как он говорит, значит, Тига знает код сейфа.

– Она больше чем на четыре года старше брата, – сказала Фейт. – Возможно, мать сказала ей код перед смертью. Возможно, Тига знает все. Не важно. Она сказала мне, что я должна принести ей тринадцать душ, что они принадлежали ларцу и я не буду свободна, пока не принесу их ей.

– И ты ее драгоценное дитя.

Вспомнив боль в глазах Тиги, Фейт прошептала:

– «Ты должна мне принести это, моя драгоценная. Это принадлежит благословенному ларцу, это не петля вокруг твоей шеи. Я не могу выносить, когда ты кричишь; отпусти меня… дай мне уйти…»

Уокер скривил губы и прижал Фейт к себе покрепче.

– Держу пари, ее младенца звали Руби. Держу пари, что ее маленькая дочка была белокурой и у нее были туманные синие глаза. Держу пари, что когда Тига впервые увидела тебя, она подумала, что Бог услышал ее молитвы и вернул ей дочь.

– Ребенок от кровосмешения, – сказала Фейт, и ее передернуло. – Младенец в этом не виноват, Тига тоже. Но они ведь страдали. Боже мой, Уокер, ты представляешь, если мать Тиги на самом деле утопила свою внучку в болоте?

– Возможно, так и было. Или ребенок родился мертвым. Разве Тига не говорила, что она никогда не слышала крика своего младенца?

Фейт тяжело вздохнула:

– Мертворожденный. Да, может быть, и так.

Уокер нежно гладил ее по волосам. Как и Фейт, он предпочел бы думать, что ребенок родился мертвым.

– Постой, отец умер в день рождения Тиги, – сказал Уокер.

Фейт ахнула:

– Какое стечение обстоятельств!

– Вот именно, – внезапно сказал Уокер. – Все сходится. Его убили.

Фейт при всем желании не могла сожалеть о смерти этого человека.

– Может быть, когда он дарил Тиге рубины на день рождения, жена узнала, от кого забеременела ее дочь.

Уокер молчал. Он вспомнил слухи, которые ходили в этих местах во времена его детства. Люди говорили, что дочь увидела убитого отца и потеряла рассудок. Если Тиге действительно сделали подарок на день рождения, то она последняя, кто видел ларец.

– Одевайся, моя сладкая. – Уокер положил одежду на живот Фейт.

– Почему такая спешка?

– Надо заглянуть в спальню Тиги. Думаю, ты захочешь пойти со мной.

– Кажется, ты прав. – Фейт колебалась. – Что делать с Эйприл Джой?

– Меня это меньше всего сейчас волнует.

Фейт улыбнулась:

– Я полагаю, мы не будем это афишировать?

– Правильно мыслишь. Кстати, я видел, как мисс Джой допрашивала Дэвиса. Похоже, госпожа Баттерфилд не встречала особу вроде нашей Эйприл.

Уокер пристроил на себе свой дорогой груз.

– Мисс Джой нужно заполучить «Сердце полуночи», и никакой сладкоречивый адвокат не помешает ей это сделать.

Фейт пыталась справиться со своим желанием помочь Уокеру разобраться с нижним бельем. Чтобы отвлечься от этой мысли, она стала одеваться.

– Как мы войдем в спальню Тиги?

– Сначала я постучу в дверь, чтобы убедиться, что ее нет в комнате.

– Но в доме сейчас Джефф и Мед. Они могут услышать, что мы проникли к Тиге.

– Дверь их спальни закрыта. – Уокер натянул джинсы и быстро застегнул их. – Держу пари, они занимаются тем же, чем мы занимались с тобой только что.

– Так-так. – Фейт надела блузку. – Ты сказал об этом с каким-то пренебрежением.

Он удивленно посмотрел на нее:

– Это самые лучшие мгновения моей жизни. К сожалению, я связан по рукам и ногам.

– Связан? – Она скривилась и застегнула джинсы. – Как же ты живешь-то? Только идиот согласился бы так жить. – Она пристально посмотрела на него. – Забудь обо всем, что между нами было, Уокер.

Он горько усмехнулся.

Спальня Тиги находилась в дальнем конце коридора. Дверь в нее была приоткрыта. Уокер тихо постучал.

– Мисс Монтегю? Тига?

Ответа не было.

Он снова постучал.

В ответ – снова тишина.

– Я войду первая, – спокойно сказала Фейт. – Она может испугаться мужчины.

Уокер отошел в сторону.

– Тига? – позвала Фейт. – Мы можем поговорить?

Уокер стоял за спиной Фейт. В спальне никого не было. Несколько маленьких лампочек слабо освещали комнату. Уокер закрыл за собой дверь, но замка на ней не обнаружил.

– Покарауль, – попросил он Фейт. – Я осмотрю комнату.

– Боюсь, у нас мало времени. «Сердце полуночи» хоть и гигантский рубин, но здесь много мест, где его могли спрятать.

– Благословенный ларец спрятать труднее.

Фейт удивленно воскликнула:

– Ты в самом деле собираешься найти его у Тиги в спальне?

– Я думаю, Тига видела, как убили ее отца. Это значит, что она может знать, что случилось с ларцом. Представь себя на месте Тиги. Рубины из ларца обеспечили бы тебе свободу. Где бы ты хранила их?

– В ларце, если бы он у меня был. Но…

– Вот видишь…

– Он может стоять в гардеробе.