4 апреля Жуков и Тимошенко получили доклад начальника военной разведки Голикова, в котором численность германских дивизий, расположенных вдоль советской границы от Дуная до Немана на протяжении 1800 км, оценивалась в 81–82. 16 апреля он ознакомился со вторым докладом, согласно которому эти войска имели в большом количестве средства для форсирования водных преград. 5 мая – новый доклад, оценивавший количество германских дивизий в 103–107. Но Жуков видел лишь надводную, то есть малую часть айсберга. С 28 декабря 1940 года Сталин получил более 80 предупреждений по линии НКВД, НКГБ[335]и военной разведки, от знаменитого «Рамзая» – Рихарда Зорге и от действовавшей в Швейцарии сети «Дора», из Лондона – от чешского правительства в изгнании и от Уинстона Черчилля, от югославских спецслужб, от агентов в Германии[336], Венгрии, Румынии, Швеции, Финляндии, Италии, Болгарии.

Началась суета. Сталин посылал противоречивые распоряжения, то решительные, то капитулянтские. Примером твердой линии поведения было подписание 13 апреля Советско-японского договора о ненападении, который избавит страну от угрозы ведения войны на два фронта. На церемонии подписания договора министр иностранных дел Японии Мацуока встретился с победителем на Халхин-Голе. Они обменялись только светскими любезностями, но тот факт, что представитель микадо, пожимая руку Жукову, спрятал свою военную гордость глубоко в карман, показался Сталину добрым знаком.

5 мая в зале Большого Кремлевского дворца Сталин дал новый сигнал готовности проводить твердую линию, но этот был более двусмысленным. Он выступал на приеме в честь выпускников двадцати пяти советских военных академий по случаю очередного выпуска. На приеме присутствовало 2000 человек. Наверняка был там и Жуков. Утром все с удивлением узнали, что Сталин, до того бывший лишь генеральным секретарем Коммунистической партии, стал председателем Совета народных комиссаров вместо Молотова, то есть возглавил правительство. Впервые с 1917 года руководство партией и государством было официально объединено в одних руках. На приеме Сталин выступил с речью, а потом произнес три тоста, бывшие, фактически, тоже небольшими речами и вызвавшие самые оживленные дискуссии. При анализе его выступлений было пролито много чернил, тем более что мы не располагаем подлинными текстами сталинского выступления. Имеется лишь краткое их изложение, помещенное в 1948 году в архив Коммунистической партии, и заметки, сделанные некоторыми присутствующими. Жуков тоже вставил отдельные фразы из выступления Сталина в свои «Воспоминания». «Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны. Эти лозунги опасные. […] В германской армии появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль Германии не идет вперед, военная техника отстает не только от нашей…» Потом, во время предложенного одним из генералов третьего тоста: «за миролюбивую сталинскую внешнюю политику», Сталин поразил всех присутствующих репликой, относительно которой историки по сей день спорят, была ли она спровоцирована лишней рюмкой водки, или же здесь был трезвый расчет советского лидера: «Разрешите внести поправку. […] Теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя. теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий».

Не задерживаясь на анализе глубокого смысла этих слов – которые являются предметом дискуссий среди историков, расскажем об одном решении и инициативе тандема Тимошенко – Жуков, которые понятны только в свете сталинского выступления 5 мая. 13 мая Сталин наконец согласился выдвинуть к западным границам четыре армии, прибывшие из внутренних районов страны; они должны были создать второй стратегический эшелон по линии Днепр – Двина. Но он поставил условие, что эти передвижения должны сохраняться в тайне.

Самым невероятным результатом речи от 5 мая стал план упреждающего удара[337], предложенный Жуковым и Тимошенко 15 мая. Невозможно усомниться в связи между двумя этими событиями. Это подтверждают и беседа Тимошенко с генералом Лященко, и, независимо от него, Жуков в разговоре с В. Анфиловым в 1965 году: «Идея предупредить нападение Гитлера появилась у нас с Тимошенко в связи с речью Сталина 5 мая 1945 года… в которой он говорил о возможности действовать наступательным образом. Это выступление в обстановке, когда враг сосредоточивал силы у наших границ, убедило нас в необходимости разработать директиву, предусматривавшую предупредительный удар»[338]. Разумеется, в своих «Воспоминаниях» Жуков ни единым словом не обмолвился об этом плане, потому что для советской пропаганды было совершенно необходимо представить СССР невинной жертвой нацистской агрессии, не имевшей никаких воинственных намерений.

Следует остановиться на плане от 15 мая и на реакции на него Сталина. Озаглавленный «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», он имеет гриф «Особо важно. Совершенно секретно. Только лично. Экземляр единственный» и представляет собой пятнадцатистраничный рукописный текст, торопливо набросанный Василевским, с поправками Ватутина под руководством Жукова. Кажется, генералы забыли всякую осторожность и страх перед Сталиным. В преамбуле плана они написали то, о чем до того момента никто не решался писать или говорить вслух: «Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие войск»[339]. Главное отличие этого плана от мартовского заключается в отказе от идеи контрнаступления (то есть удара после германского нападения) в пользу предупредительного удара (то есть нанесенного до казавшегося неизбежным вторжения германских войск), которому бы предшествовала тайная мобилизация. В остальном этот план повторяет идею о глубоком вторжении вплоть до Силезии с последующим поворотом наступающих соединений на север с целью отрезать Польшу и Восточную Пруссию от остального рейха.