То, как Мерецков был снят с должности начальника Генштаба, ясно показывает отношение Сталина к личным качествам военачальников и отсутствие свободы дискуссий в армии, так тесно связанной с политическим аппаратом. В какой другой армии в Генштабе менялось четыре начальника за пять лет, да еще в момент серьезного международного кризиса? Переведенный на должность заместителя наркома обороны СССР по боевой подготовке, Мерецков 23 июня 1941 года попадет в опалу, как и его друг Павлов. Его арестуют вместе со Штерном и Рычаговым, под пытками он подпишет признания в участии (вымышленном, разумеется) в антисоветском заговоре и будет отправлен в тюрьму. В отличие от Павлова, Штерна и Рычагова его не расстреляют, а освободят через два месяца и направят в Ленинград в качестве представителя Ставки. Жуков расскажет писателю Евгению Воробьеву, как Сталин приказал освободить Мерецкова:

« – Довольно ему прохлаждаться! – сказал при этом Сталин.

Остается добавить, что Мерецков той осенью 1941 года „прохлаждался“ в тюрьме. По-видимому, сидел он в сырой, холодной камере, и, когда его освободили, с трудом ходил.

Кто-то сообщил об этом Сталину, а может, он и сам заметил. Но только с того дня Мерецкову одному разрешалось сидеть, когда мы все в присутствии Сталина стояли»[324].

С 1 февраля 1941 года Жуков – начальник Генерального штаба Красной армии. Нет никаких сомнений в том, что он не был рад этому назначению. Как мы помним, еще в 1930 году Рокоссовский написал в аттестации на него: «На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может – органически ее ненавидит»[325]. И Жуков был далеко не лучшим кандидатом на этот пост. Он был не кабинетным работником, а прирожденным вождем, предводителем, наделенным интуицией и энергией. Пребывание в Москве, наполненное изнурительной работой, оставило у него наихудшие воспоминания. Он ясно и неоднократно признаётся в том, что новая задача была ему не по силам: «Ни у наркома, ни у меня не было необходимого опыта в подготовке вооруженных сил к такой войне, которая развернулась в 1941 году.

Ни нарком, ни я не имели необходимого опыта для подготовки вооруженных сил для той войны, которая разразилась в 1941 году.

[…] Опыт ведения войны в таких масштабах… всеми нами был накоплен позже – в ходе войны»[326].

Только через год войны Сталин поймет, что люди не взаимозаменяемы, что энергия, воля, твердость, способность повести за собой – большевистские добродетели, которыми в полной мере обладал Жуков, – не все достоинства, необходимые талантливому военачальнику. Начальник штаба должен иметь такие качества, как методичность, организованность, собранность, способность работать в команде. В Красной армии такие люди были: Василевский, Антонов, Штеменко. Но они оправятся от разгромов первого этапа войны только в 1942–1943 годах. Это трио, которому помогали много талантливых штабистов второго ранга, продемонстрирует не только не меньший профессионализм, чем их коллеги из ОКХ, но даже больший, поскольку у них на вооружении была лучшая доктрина, чем у немцев. Тимошенко рассказывал одну шутку Сталина на сей счет: «Если бы соединить вместе Жукова и Василевского, а затем разделить пополам, мы получили бы двух лучших полководцев. Но в жизни так не бывает»[327].

Ни предыдущие замечания, ни эта шутка не отнимают у Жукова его достоинств. Но что он мог сделать за сто сорок один день для подготовки СССР к предстоящей войне? Ведь всего четыре года назад он командовал лишь дивизией. Большая часть главных решений была принята еще до его прихода. Мы еще увидим, как он, несмотря ни на что, пытался изменить ситуацию, подходя к самому краю бездны, в которой исчезали те, кто осмеливался перечить Сталину. Следует отметить, что в Тимошенко он нашел надежного союзника, почти друга. Происходя из одной среды, поднявшись наверх очень схожим путем, эти двое будут действовать дружно, вместе противостоя Берии и Мехлису. В этой паре лидером был Жуков. Менее осмотрительный, чем Тимошенко, он был более амбициозен, переполняем невероятной энергией, той самой энергией, которой не хватало Тимошенко. Нарком обороны искал спасения в алкоголе, тогда как начальник Генштаба не брал в рот ни капли. В спорах со Сталиным Тимошенко был склонен заранее складывать оружие, тогда как Жуков шел до предела допустимого. Тимошенко был парализован страхом перед вождем. У Жукова этот страх тоже присутствовал, но оставался где-то на заднем плане и не мешал ему действовать.

Наконец, следует отметить, что, если военный кругозор Жукова не выходил за оперативные рамки, если он, так сказать, не имел никакого стратегического образования, в этом он ничем не отличался от своих товарищей. С 1930-х годов стратегия была прерогативой, во-первых, Сталина, а во-вторых – его окружения во главе с Молотовым. Ворошилов, разумеется, тоже входил в их число, но только в качестве члена политбюро; его преемник Тимошенко знал только то, что Сталин считал нужным ему сообщить. Ни в одном высшем военном заведении, даже в Академии имени Фрунзе или Академии Генерального штаба (основанной в 1936 году), не преподавали теорию или историю стратегии. В советской системе не существовало аналога Верховного командования вермахта (ОКВ), призванного, по крайней мере теоретически, обдумывать войну в глобальном смысле. В этом мы снова видим усиленную всемогущим Сталиным недоверчивость большевиков к военным. Это отсутствие стратегической культуры, очевидно, было одной из причин и отсутствия в СССР дискуссий относительно вариантов действий в 1941 году, при том что стратегическая оборона была бы для Советского Союза оптимальным вариантом противостояния вермахту.

Если сам Георгий Константинович не слишком радовался повышению и переводу в Москву, то его жена и обе дочери были на седьмом небе от счастья. Семья поселилась в хорошей квартире на Берсеневской набережной, совсем рядом с Кремлем, в двадцати минутах ходьбы от улицы Фрунзе (ныне Знаменка), где находились Наркомат обороны и Генеральный штаб. Жуковым выделили дачу в Архангельском – это и сегодня фешенебельное место – с телефоном, машину с водителем. Список привилегий дополнял допуск в спецмагазины для высшей номенклатуры. Но Александра, Эра и Элла будут очень редко видеть своего мужа и отца, перегруженного работой.

История сыграла с Георгием Константиновичем злую шутку. Он, спаситель Москвы и Ленинграда, победитель под Сталинградом, Курском и Берлином, будет также и одним из высших руководителей Красной армии 22 июня 1941 года, когда она потерпит такой разгром, какой в истории редко выпадал на долю какой-либо армии. По этой причине глава, посвященная пяти месяцам пребывания Жукова на посту начальника Генштаба, занимает значительное место в его «Воспоминаниях», второе по объему после описания апофеоза его военной деятельности – Берлинской операции. Первое указание на то, что Жуков писал мемуары не только затем, чтобы закрепить за собой свои победы, но и затем, чтобы уйти (по крайней мере, частично, так как некоторые свои ошибки он все-таки признаёт) от ответственности за неудачи начального периода войны.