– А он не приехал?

– Приехал даже чуть раньше. Стали окончательно всё считать, он говорит: у нас шестой этаж, но плачу за пять, потому что на первый не надо подниматься. Он правда чуть выше земли, три ступеньки.

– Хитрый, обалдеть! – сказала Оля. – А если надо на первый, он бы хотел вообще бесплатно?

– Жека то же самое сказал. И ещё ведь разгрузили, тоже работа. Мы обычно за разгрузку не берём, но если вы хитрожопые, мы тоже будем. Он сказал: хорошо, мне нужно посоветоваться с шефом. И ушёл. Но мы уже чувствуем неладное, сидим ждём. Он приходит, говорит: «Всё отлично, я согласен, но у меня сейчас только половина денег. Другую отдам через несколько дней». И глаза такие честные-честные…

– Я бы не поверила, – сказала Оля. – Мне такие ученики не попадались, но если бы попался, я бы с ним не продолжала.

– И мы не поверили. И не продолжали. Взяли всё, что успели поднять, снесли аккуратно вниз и сложили в парадной, як було. Потом оделись и ушли. Так что я сегодня пустой.

– Да и не страшно, – сказала Оля, поцеловав его. – С голоду не умираем. А он не будет выяснять отношения?

– Пусть попробует. Телефон знает только Жекин. А он специально для объявлений, куплен где-то в переходе. На крайний случай можно взять другую симку, да и всё.

Вымывшись и пообедав, Андрей сел за гитару. Оля поехала к ученику: сегодняшний жил в районе Автово. Вернулась она часа через три, – Андрей всё играл, разучивал что-то, но когда она появилась в комнате, перешёл на «Tri Martolod» в собственной аранжировке. Тревожная мелодия; заслышав её, Оля всегда хотела обернуться, не стоит ли кто-нибудь за спиной? Никого там, конечно, не было, да и Андрей, судя по взгляду и по оттенкам звука, мыслями ещё не вернулся с неудачной работы.

Перед тем как уйти на курсы, оставалось время побегать. Оля вынула из шкафа спортивный костюм, стала переодеваться очень медленно, в такт музыке, но всё с тем же неизменным желанием оглянуться. Оно стихло лишь после того, как Андрей убрал гитару в кофр.

– Э, нет. Сперва дело, гонки потом! – сказал он, поднявшись, и в одно мгновение уложил её на диван. Оля улыбнулась, не давая так быстро стянуть с неё майку. Вот теперь полностью здесь!..

– Я тут подумал… В общем, всё, заканчиваю с подъёмами, – сказал Андрей вечером, когда они вернулись домой, и, чуть помедлив, добавил: – Уже самому надоело. Если бы эта комиссия по правам человека не запретила наши услуги, мы бы доделали Толин объект и завязали красиво. А так придётся раньше времени.

– Это не комиссия запретила, – ответила Оля, сев напротив. – Комиссии больше делать нечего, как смотреть за каждым ремонтом.

– А кто?

– Я, – сказала Оля и, не моргнув, выдержала его взгляд.

– То есть?…

– Помнишь, я рассказывала, что Толя звал меня в партнёрши? А я познакомила его со Светой.

– Помню.

– Вот тогда я решила, что другого случая может не быть. И выдала всё, что думаю. «Ты понимаешь, какой человек у тебя носит мешки?» Он говорит: «Не только понимаю, я охуеваю». Вот так, прямым текстом. «И тебя это устраивает?» «Как работает – да… но вообще мог бы найти занятие получше». И мы договорились, что он скажет тебе об этой комиссии. Ты не сердишься, Андрей?

Он ответил не сразу:

– Нет, конечно. Как я могу на тебя сердиться? Только вместе со мной вы и ребят оставили без работы.

– Ну, извини. Мы не придумали, как можно запретить одному тебе. Сейчас думаю, может, и зря так сделала?… Чувствую себя виноватой.

– Да ладно, проехали, – сказал Андрей. – Я знаю, что ты права.

За ужином, наливая чай, он вдруг спросил:

– Слушай, а этого сегодняшнего не ты нам, случайно, подсунула?

– Этого нет, – ответила Оля, – честное слово, сами нашли.

Они посмеялись и до ночи забыли этот разговор. Только погасив свет и забравшись в постель, Оля сказала:

– Мне кажется, у тебя осталось неприятное чувство. Да?

– Немного есть, – ответил Андрей. – Видишь, я с тобой честен. Говорю всё, что думаю.

– А почему? – спросила она, приподнявшись на локте. – Потому что влезла не в своё дело?

– Нет, какое же оно не твоё? Моё дело – оно и твоё автоматом. Но ты когда говорила с Толей?

– Третьего декабря. Я помню.

– А сейчас… Больше двух месяцев прошло. И всё это время ты от меня что-то скрывала. Говорила одно, а держала в голове другое. Вот что на самом деле нехорошо.

– Андрей. Знаешь, как я хотела тебе сказать! Всё это время. Вот сижу рядом, и меня так и толкает: скажи, скажи!.. И я уже открываю рот, но в последний миг боюсь. Думаю, рассердишься: полезла не в своё дело. А потом всё заново. До сегодняшнего дня.

– Ну, тогда все вопросы снимаются, – ответил он, притянув её к себе. – Бедняжка, тебе было тяжелее, чем некоторым. Молодец, что всё-таки решилась.

– Я вижу, что ты ещё не до конца меня простил.

– Да нет, всё забыл, всё в порядке. И зря ты говорила, что кто-то там решительнее тебя. Questo è impossibile.

– Я вижу, что ещё не всё в порядке. Но ладно, я постараюсь сделать так, чтобы и правда было всё.

Андрея никогда не тянуло преподавать гитару. Почему – он давно понял и растолковал всем, кого это нежелание удивляло. Преподавание бывает разным, – вслух размышлял он. Можно объяснять азы новичкам: учить держать инструмент, ставить руки, вместе играть первые гаммы. Это, по правде говоря, скучно. С этим справится и кто-нибудь попроще. Можно взять более умелых ребят и заниматься тонкой настройкой, как Марко на своих мастер-классах или Марк Ефимович. Это куда интереснее, но Андрей, во-первых, не был уверен, что сможет воспитывать неповторимый талант учеников, а не производить собственные маленькие копии. А во-вторых, он просто не чувствовал за собой морального права на такую работу. Для неё надо быть хотя бы профессором.

– А если стать профессором? – спросила Оля.

– Самый молодой, которого знаю, годится мне в папы, – ответил Андрей.

– А в наши годы они чем занимаются? Андрей пожал плечами:

– Наверное, прожигают молодость. И зарабатывают моральное право.

Но всё же ему пришлось искать учеников, не разбирая, новички они или кое-что умеют. Для начала появился бы хоть кто-нибудь. Хоть один.

И появилось двое. Первый, двенадцатилетний Саша, был братом единственной Олиной ученицы-итальяночки. Папа или мама дважды в неделю привозили её к Оле домой и забирали после урока, а теперь стали возить обоих детей. Занимались одновременно: Оля с Ариной в кабинете, Андрей с Сашей в большой комнате, – удобнее ничего нельзя было и придумать. Саша увлёкся гитарой три месяца назад, выучил ноты и несколько этюдов по школе Эмилио Пухоля и до сих пор удивлялся как чуду, когда сухие печатные знаки нехотя, скрипя и сопротивляясь, превращались под неловкими ещё пальцами в гармоничные созвучия.